В нервном раздрае я совершила постыдную глупость. Взяла бутыль из жаровского бара, тайком и без спросу, конечно, ушла на улицу в сад и выела её в одно рыло. Не помню, что там было за пойло. Что– то мерзкое, взрывающееся в желудке атомным огнём. Вообще, память об этом достославном событии сохранилась только мелкими отрывками. Помню, как обнимала тёплый ствол яблоньки, и тихонько выла. Как дошла до дерева, не помню. Потеряла перчатки, где –не помню. Помню, как Андрей Жаров требовал от меня что– то выпить, принёс в какой– то плошке, пахло это мерзко, он уверял, что мне от того станет лучше, а я отбрыкивалась и орала, что не хочу, чтобы мне стало лучше... Как он дотащил меня до дома, не помню. Но тащил именно он, кто же ещё. Другие точно потом появились. И ещё помню взгляд Ане. Такой… понимающий… такой жалостливый…

   Ненавижу жалость!

   Злость помогла мне дойти до ближайшего лежачего места, но и только. Там я рухнула, а очнулась уже утром, в отведённой мне комнате. Нохораи рядом не было, – ещё бы. Ночь она провела с младшими Жаровами, ясное дело. В окно било безжалостное утреннее солнце, разгоняя по бедной моей несчастной голове злую и очень качественную мигрень.

   Провалиться сквозь землю! Я вдруг вспомнила – урывками! – вчерашнее представление с собой в главной роли. Поискала взглядом оружие, чтобы застрелиться и так убить одним залпом двух медведей сразу: можно будет не объясняться с Ане и остальными, и наконец– то перестанет болеть голова. Увы, оружия в комнате не оказалось. Что за невезуха…

   Дальше был ожидаемый позор. Мне сочувствовали, ко мне относились со вниманием. Андрей, к которому я обратилась с жалким оправдательным лепетом вперемежку с благодарностями, пожал плечами и сказал хмуро:

   – Ладно, проехали… Бывает.

   Но это он проследил за мной и сообразил, что что– то не так. Без него меня бы нашли, конечно, всё равно, но – с изрядными обморожениями. Весна весной, но температура по ночам всё ещё падала ниже минус десяти…

   Свадьбу не отменили, хотя я ждала этого. Всё просто. Жизненный срок пирокинетика настолько мал, а смерти в семьях настолько часты, что невозможно позволить себе тратить год на соблюдение траура. Не было ни у кого из них лишних лет в запасе. Даже сорока дней не было… И потому свадьбы игрались без особенной оглядки на похороны. Конечно, на следующий день не стали бы, но на третий– четвёртый…

   Они предпочитали жить здесь и сейчас. Все они. Смерть была всего лишь одним из прочих атрибутов жизни, привычным и знакомым с детства.

   Ане попросила помочь с подготовкой, и я согласилась. Надо было чем– то занять ум и руки, чтобы отвлечься. Мы готовили посуду, старинный сервиз, служивший уже не одному поколению Жаровых. Тяжёлые бокалы, настоящий хрусталь. Стол готовили с вечера, чтобы приступить к торжеству утром. Предсвадебный день был наполнен суматохой, бедламом и шныряющими под ногами детьми. Детей, к стыду своему, я никак не могла пересчитать точно. Что– то от пятнадцати до двадцати пяти. Юркие, как вездесущие саламандры, они носились по всему дому, сломя голову. Дождались праздника, можно понять. Их не ругали, разве что замахивались иногда полотенцем да ворчали вслед что– нибудь типа – уймись, не то добегаешься, дурная голова, но и только.