Затем его мысли прервал послышавшийся с приборной панели писк – корабль поймал приводной сигнал.

Едва корабль со скрежетом коснулся земли, Лазарус выключил последний двигатель и нажал одну за другой несколько кнопок. Большие грузовые люки с грохотом распахнулись, и внутрь хлынули струи дождя.

Элинор Джонсон ежилась под порывами ветра, пытаясь плотнее запахнуть плащ, чтобы укрыть лежавшего на сгибе ее левой руки младенца. Когда началась буря, ребенок кричал не переставая, и нервы Элинор были натянуты до предела. Сейчас дитя молчало, но это лишь давало ей новый повод для тревоги.

Сама Элинор тоже плакала, хотя изо всех сил пыталась не подавать виду. За все прожитые ею двадцать семь лет она ни разу не сталкивалась с подобной погодой; казалось символичным, что эта буря полностью перевернула ее жизнь, унеся ее прочь из любимого первого собственного дома со старомодным камином, сверкающей кухонной аппаратурой и термостатом, который можно было настраивать на любую температуру, не советуясь с другими. Двое мрачных прокторов арестовали ее, словно несчастную сумасшедшую, и после кошмарных унижений она оказалась здесь, в Оклахоме, посреди поля холодной липкой красной глины.

Правда ли это? Могло ли это в самом деле быть правдой? Или она вообще еще не родила и это лишь один из череды странных снов, сопровождавших ее во время беременности?

Но дождь был слишком мокрым и холодным, раскаты грома – чересчур оглушительными, и вряд ли она смогла бы заснуть. Так что слова старшего поверенного тоже наверняка правда – иначе и быть не могло. Она собственными глазами видела, как приземлился корабль, видела его ослепительный выхлоп на фоне черноты бури. Сейчас корабля не было видно, но окружавшая ее толпа медленно продвигалась вперед, и корабль наверняка находился перед ними. Элинор оказалась на краю толпы, и ей предстояло подняться на борт одной из последних.

Подняться на борт было необходимо – старейшина Заккер Барстоу со всей серьезностью поведал о том, что с ними станет, если они не попадут на корабль. Она верила в его искренность, но при всем при этом не понимала, как такое может быть правдой, – неужели мог найтись кто-то настолько злой и безнравственный, чтобы убить безобидных и беспомощных людей, таких как она и ее ребенок?

Ее охватил панический ужас: что, если, когда она доберется до корабля, там уже не останется места? Она крепче прижала к себе младенца, и тот снова заплакал.

Какая-то женщина из толпы подошла ближе и заговорила с ней.

– Ты наверняка устала. Может, мне подержать твоего малыша?