Период этого движения явно превышал временное окно, которое Рои могла отводить для наблюдений в течение каждой джонубной половины темной фазы; он, однако же, отличался от периода шомаль-джонубного цикла, поскольку при каждом ее возвращении огоньки располагались иначе. Для начала она предположила, что в двух шомаль-джонубных колебаниях умещалось примерно три цикла движения огоньков; как только Рои поняла, что именно нужно искать, ее гипотеза подтвердилась в ходе последующих наблюдений. Величина в две трети, впрочем, была лишь приближенной; более точно значение равнялось тринадцати двадцатым.

Вот тебе и простая геометрия.

– Если мы хоть что-то понимаем в орбитальном движении, – рискнул предположить Руз, – то эта величина должна быть связана с самим Осколком. Орбиты всех остальных тел никак не могли сговориться друг с другом насчет одного и того же периода.

Идея приписать происходящее вращению Осколка принесла бы Рои большее удовлетворение, если бы узоры, составленные из огоньков, двигались по небу на манер жесткой конструкции – именно так менялся окружающий пейзаж, когда она кувыркалась в полете, прыгая между стенами нулевой пещеры.

– Если эти тела действительно неподвижны, – возразила она, – то почему их вид все время меняется?

Руз задумался. – Если они находятся на большом расстоянии от нас, – сказал он, – то естественные траектории света на пути от них к нам могут зависеть от геометрии пространства-времени. Это не то же самое, что наблюдать предмет, который находится прямо перед нами – когда мы можем просто коснуться его и убедиться в том, что видимое реально. Если геометрия способна искривить естественную траекторию Осколка и заставить его двигаться вокруг Средоточия, то почему свет должен быть исключением?

– А. – Рои не понимала, как это допущение могло объяснить ту странную картину, которую ей явила пустота, но определенный резон в нем был. Они привыкли считать, что свет всегда движется по прямой, подобно камню, брошенному с большой скоростью внутри нулевой пещеры – пока какая-нибудь сила не отклоняла его в сторону. Но похоже, что даже свет был слишком медленным, а пустота – слишком большой, чтобы это сравнение оставалось в силе.

– Нам придется провести куда больше выкладок, – сказал она. Предположение Руза обнадеживало и обескураживало одновременно; обескураживало, так как усложняло интерпретацию наблюдений, а обнадеживало, потому что в его свете те же самые данные открывали куда большие возможности в плане проверки новых геометрических теорий, нежели единственное число – орбитальный период Осколка, – которое они изначально и собирались измерить.