Прежде чем продолжить, Роберт и его мгновенно осчастливил лицемерной улыбкой:

– Не далее как сегодня утром его вызвала полиция, которая выяснила, что он проник ночью на место трагедии – доступ куда по-прежнему запрещен властями – с целью провести частные изыскания. Затем он распустил слух, что обнаружил там секретный тайник. Дознаватель, которому было поручено дело, привел его непосредственно на место, с тем чтобы вынести порицание и наглядно продемонстрировать абсурдность его заявлений.

Роберт позволил себе несколько секунд паузы для достижения должного эффекта, затем продолжил:

– И тогда лейтенант Тарентский полностью утратил самообладание и выстрелил разрядом Т-фарад в стену, разрушив часть помещения, где они все находились. Отсутствием пострадавших, о которых нам пришлось бы скорбеть, мы обязаны исключительно отработанным рефлексам присутствующих.

Явно потрясенный, Боэмунд уже открыл было рот, собираясь заговорить, но Годфруа Бульонский его опередил:

– Я не знаю подробностей инцидента, но должен заметить одно: мне представился случай увидеть этого офицера в действии во время одной из симуляций в куполе. Он видится мне совершенно исключительной личностью как по своим тактическим достоинствам, так и по моральным. Если эту злосчастную стрельбу открыл действительно он, у него наверняка имелась серьезная причина так поступить.

– Достоинства этого человека не дают ему права разрушать общественное имущество и еще менее того – оказывать неповиновение властям! – возмущенно возразил Роберт де Монтгомери. – Он же применил боевое оружие вне стрельбищ, прямо посреди центральных прачечных!

– Ладно, ладно. Стрелять в стену…

Говоря это, Годфруа Бульонский весело усмехнулся, к большому неудовольствию Роберта. Он не позволит этому паршивому лотарингцу свести произошедшее к пустяку!

– Вопрос стоит иначе, – заговорил он более жестким тоном. – Военная репутация этого человека, напротив, обязывает его служить образцовым примером во всех своих поступках.

– Что вы можете сказать по этому поводу, сеньор Боэмунд Тарентский? – вмешался Петр Пустынник.

Вышеназванный сеньор вздрогнул, как если бы Петр прервал ход его мыслей, и ответил с явной неловкостью:

– Я глубоко огорчен сложившейся ситуацией, отец мой, и я поговорю с племянником, постараюсь вразумить его, однако, если Совет решит наложить на него дисциплинарные санкции, я не стану возражать. Я не ожидаю особого отношения к нему из-за нашего родства.

– Такая позиция делает вам честь, – одобрительно кивнул Петр. – Тем не менее я должен довести до сведения Совета, что данная проблема сложнее, чем кажется.