– Может, пора бы вам перейти к делу, дорогой Роберт? – спросил Петр. – Я прекрасно вижу, что, на ваш взгляд, этот швейцарский гвардеец не является причиной
– На самом деле есть еще один возмутитель спокойствия: Танкред Тарентский… Этот человек доставляет нам значительное беспокойство. Полагаю, придется применить к нему исключительные меры.
– Какого рода меры?
– Например, отдать под суд, скажем… как бунтовщика.
Петр Пустынник устало покачал головой:
– Вам же известно, что это невозможно. Он метавоин, элита нашей армии. Отдать его под трибунал означает косвенным образом согласиться с тем, что самые незапятнанные солдаты Господа могут быть замараны, что и их может коснуться разложение. Это скажется на моральном духе войск, и последствия будут намного пагубнее, чем сегодняшняя ситуация. Вы в курсе, до какой степени люди рассчитывают на эти подразделения, чтобы выиграть войну.
– В таком случае, – снова заговорил он, – разве нельзя придумать что-то более радикальное и… анонимное? Нечто более окончательное.
– Хм… Мы ступаем на почву, которая мне категорически не нравится.
– Я понимаю, Петр, что вашему чистому и возвышенному духу претит применение подобных методов, но иногда такова цена правосудия Божия.
– Не стоит давать мне уроки теологии. Вопрос в другом. Молодой Тарент – племянник одного из военачальников крестового похода, а главное, он один из шести тамплиеров на борту. Такое положение вещей делает любое выступление против него довольно рискованным. Если по роковой случайности Совет тамплиеров увидит в подобных действиях сознательную попытку с нашей стороны ограничить их свободу маневра, мы окажемся с еще более серьезной проблемой на руках.
Роберт ощутил прилив презрения к этому тупице, который мыслит себя тонким политиком.
– Если только… – начал он, стараясь, чтобы в его тоне не сквозило пренебрежение, – если только Танкред не будет дискредитирован до такой степени, что даже Совет тамплиеров окажется вынужденным осудить его.
– Вы принимаете желаемое за действительное. До сих пор Танкред не давал основания считать его настолько глупым.