И однако, Авери все равно не верилось, что сфера ему просто померещилась. Так же, как в глубине души ему не верилось, что земля, увиденная им на горизонте, лишь плод воображения.

О чем это говорит? Ответ: он понемногу, шаг за шагом, сходит с ума. Руководитель экспедиции! Лунатик, да и только!

Господа, есть желающие поставить на выживание группы под руководством старого, выжившего из ума Ричарда Авери? Свистать всех наверх! Ну–ка, ребята, приготовились отразить нападение воздушных шаров в двадцать четыре карата каждый! Ерунда! Этих гадов можно заставить испариться. Проще пареной репы! Надо всего–навсего издать звук бьющегося стекла. Стекла, разбиваемого шизофренией.

Кстати, о звуке… Стекло тут ни при чем. Статическое электричество. Так потрескивает свитер, когда воздух очень сухой. Возьмите двух одетых в свитера девушек и потрите их друг о друга…

«Боже мой, — думал Авери. — Так дело не пойдет. Мне давно пора вырыть маленькую, теплую, уютную, темную ямку здравого смысла и спрятать в ней остатки моего растянутого, как резинка, сознания, прежде чем оно больно и кроваво щелкнет меня по носу».

Возможно, все кругом — сплошная галлюцинация. И Мэри, и Барбара, и Том, и две луны, и компьютер, проверяющий уровень интеллекта, и небо, полное чужих звезд… может, все это, словно мусор из бака, вывалилось из моего подсознания…

Возможно, я нахожусь в комфортабельной психушке в Лондоне, и через пару секунд проснусь после долгого электро–чего–то…

Барбара, Том и Мэри. Ему хотелось их увидеть. Увидеть, потрогать, поговорить с ними. Никогда в жизни ему ничего так не хотелось. И более всего ему требовалось горькое утешение, что он не один.

Он быстро пошел прочь от пруда, назад к лагерю. Но он уже не владел собой. Он шел все быстрее и быстрее. Потом помчался бегом. Он был слишком стар для такого марафона. Он выкурил слишком много сигарет, позволил своему телу потерять былую выносливость. Но сейчас это его не заботило. Скорость и только скорость…

Он бежал, пока воздух не начал обжигать его легкие. Он бежал, пока его не захлестнула невыносимая боль в груди, словно сердце, как несчастный пленник, пыталось вырваться на волю. Он бежал, пока мир кругом не начал темнеть, а лес и море не закружились вокруг зелено–голубым хороводом, каждую секунду грозя обрушиться и похоронить его в теплом, сладком тумане небытия.

Он бежал, пока не услышал выстрелы.

Один, два… три… четыре, пять, шесть…

Они прозвучали совсем рядом. Словно стреляли внутри его головы.

И тут в Авери что–то сломалось. Как подкошенный, он рухнул на песок. Он лежал и стонал.