Когда Барбара не пыталась обмануть сама себя, она понимала, что Авери мучается вовсе не от тоски по дому. И тогда ее охватывало уныние. Тогда в ней просыпалось ощущение вины и собственной никчемности.

Существовала еще одна сложность. Недавно они с Авери начали заниматься любовью. Вернее было бы сказать, что они совершили половой акт. Авери, вдохновленный примером Тома и Мэри, и чувствуя, что лишает Барбару чего–то по праву ей принадлежащего, робко и неуклюже намекнул на возможность интимной близости. Барбара встретила это предложение с энтузиазмом. Даже со слишком большим энтузиазмом: хотя с точки зрения техники все протекало совершенно гладко, удовлетворения это не приносило. Любовь их, к сожалению, оставалась чисто механическим действием. Тело делало свое дело, физиологическая потребность удовлетворялась, но душа оставалась пустой и холодной.

Они занимались «любовью» всего раз пять–шесть, не больше. Это тоже понемногу превратилось в своего рода ритуал…

Гром грянул однажды ночью, когда Авери вновь почувствовал, что должен «исполнить свой долг». Он положил руку Барбаре на грудь (та же самая рука, та же самая грудь), другой рукой обнял ее за плечи, стараясь, как обычно, не запутаться в ее волосах. За этим последует первый поцелуй, холодный, пустой поцелуй, потом поглаживание рук, ног…

Барбара больше так не могла.

— Не надо, пожалуйста… — она отодвинулась.

— Что–нибудь не так? — удивился он.

Даже нежность в его голосе — и та была бездумной, чисто механической.

— Да. Все не так, — горько заплакала она. — Скажи, где ты? Ты где–то витаешь, и я никак не пойму, где именно. Знаю только, что не здесь, не со мной… Это не ты хочешь любви, а только твое тело с его проклятыми, генетически обусловленными условными рефлексами.

Она дрожала В этот миг она ненавидела Авери, ненавидела самое себя, слова, которые только что произнесла, и больше всего — предательские, обжигающие слезы.

Авери испугался.

— Барбара… — пробормотал он. — Дорогая Барбара… Прости меня.

Начав эту разборку, Барбара уже не могла остановиться, хотя в душе и проклинала себя за это.

— Чего тебе надо? — со злостью воскликнула она. — Какого рожна тебе надо? Если ты хочешь, чтобы я вела себя как шлюха, скажи, и я стану вести себя так. Хочешь, чтобы я делала вид, будто я стыдливая, застенчивая школьница? Скажи, и я постараюсь. Я готова ползать на карачках, если это то, что тебе нужно… Но если я не знаю, чего ты хочешь, то как же…. как я могу тебе это дать?!

Авери чувствовал себя последней свиньей. Черт, — яростно думал он, я и есть самая настоящая свинья… страдающая манией величия…