— …Слушай, дорогой.

Карл грубо оттолкнул ее. Отбросив поднос с едой, он приподнялся на кровати и внезапно замер, услышав раскатистый грохот, издалека донесшийся до дома.

— Что это? — уставился на нее Карл.

— Это, дорогой, твой банк органов. Вот уж не думала, что железы наделают столько шума. Надеюсь, дети не испугались. Мне нужно посмотреть, как они там.

Дойдя до дверей, она оглянулась. Голый Карл на коленях стоял на кровати.

— О, да, — сказала Дуреха. — Мне не следует забывать об этом.

Она вынула из кармана шприц, сделала укол себе в запястье и вышла к детям.

Через некоторое время, когда она убирала со стола посуду и мыла ее, опрятные стены комнаты уже не казались ей сделанными из металла. Дуреха подошла к окну и раскрыла его. В чистом утреннем воздухе ярко краснели ее розы. Наступил еще один прекрасный день.

Дуреха улыбнулась, увидев, как играют ее мальчики. Она надеялась, что следующим ребенком у них будет девочка. Ведь этого Карл хотел больше всего на свете.

А все, чего хотела она, так это быть его женой.

Харлан Эллисон ДАЖЕ НЕЧЕМ ПОДКРЕПИТЬСЯ

Харлан Эллисон

ДАЖЕ НЕЧЕМ ПОДКРЕПИТЬСЯ

Человек, одинокий. Человек, угодивший в капкан собственного характера и ограничений окружающего его мира. Человек против Человека. Человек против Природы. Все это с неизбежностью подводит к ключевому вопросу: насколько храбрым окажется человек во времена массовой гибели. Все сводится к тому, как человек может выжить при помощи крепости рук и проворства ног, а самое важное — за счет своего ума, изобретательности или интеллекта. Все эти проблемы стали темой многих моих произведений. Наверное, потому, что я увидел свои Времена и свою культуру в наиболее «подвешенном» состоянии за всю их историю. Впервые в истории расы каждый человек, каждый мыслящий индивидуум полностью — или настолько полностью, насколько ему позволяет пронизанная предрассудками масс–медиа — сознает наличие сил, швыряющих его в будущее. Террористов, готовых действовать, едва уровень фанатизма окажется достаточно высок, едва палец метнется к нужной кнопке; медленно, но верно расплывающуюся этику; упавшую до самого низкого уровня мораль; и каждый человек, каждый мыслящий индивидуум, буквально беспомощный против водоворотов и потоков механизации и стадного инстинкта. И все же, действительно ли он одинок? И был ли когда–нибудь? И являются ли сила воображения и яростное стремление выжить прочной связью между нами?

А если да, то разве не братья ли мы человеку, которому нечем, абсолютно нечем подкрепиться?