— Хреново, да?

— Пожар! — уныло откликнулся Рудя, прилепив глазки к блестящему бутылочному боку.

— Твое будет! — пообещала я ласково. — Только скажи, о каком пожаре ты говоришь.

Рудя задумался, жадно поглядывая на пузырь. Я мирно взбалтывала мутное пойло и терпеливо ждала, когда он разродится воспоминаниями. Вообще, добыча информации с помощью бутылки — верное дело.

— Пожар… — задумчивый голосок Руди вывел меня из ностальгического настроения. — Церковь горела… Рудя испугался и кричал. Рудя полез в церковь, а там пожар. Рудя громко кричал.

Я вспомнила чьи-то пронзительные крики, которые слышала еще во время погружения в транс при эксперименте в НИИЧе. Скорее всего, это вопил Рудя. Как же он оказался в церкви? Наверняка полез чего-нибудь украсть, а там его не ждали.

— А что Рудя видел в церкви? — спросила я, придвигая ему бутылку.

— Пожар! — с готовностью ответил Рудя. — И женщину. Женщина тоже кричала вместе с Руд ей. Красивая женщина. Богатая. В большом платье.

Большое платье, скорее всего, значит пышное платье. Итак, там была еще женщина в богатом красивом платье. Жужа? Очень возможно. Но тогда как там я оказалась?

— А кого Рудя еще видел? — я водила бутылкой перед самым Рудиным носом.

— Рудя не помнит, — потупился дурачок. — Рудя закричал и вылез в окно. Потом долго сидел в лесу, в яме и боялся, что за ним придут.

— Кто придет?

— Они! — выдохнул Рудя. — Они зажгли церковь, они спалили женщину. Карета, большая карета приехала! Черная карета! Рудя знает, карета его искала! Женщина кричала… Женщина видела! — речь его становилась все более бессвязной, мужичок бледнел и просительно таращился на бутылку.

Я не стала больше испытывать его терпение и протянула ему ее. Рудя тут же уполз с ней в кусты.

Что ж, ситуация немного прояснилась. Какую-то женщину, скорее всего Жужу, сожгли в церкви. Еще у нас есть непонятные “они”, черная карета и женщина, которая что-то видела. Что же все-таки там случилось? Они подожгли церковь вместе с Жужей, потом приехала черная карета. Единственная карета, которая могла приехать в ту ночь, была каретой Павлы. Могла ли Павла быть той женщиной, которая “видела” что-то? Сомнительно, ведь я, то есть она, до сих пор жива. Но ведь как-то Павла оказалась в церкви, значит, что-то видела. “Они” могли и не узнать об этом.

Я затрясла головой. Чушь какая-то! Представляю, едет себе Павла в карете кромешной ночью, вдруг видит полыхающую церковь и говорит кучеру так небрежно: “Останови, милок, полюбопытствовать хочу! Вот в жизни пожаров не видела”. И потом, почему я, то есть Павла, не позвала на помощь, не заорала: “Горим?!” Нет, тут точно без шоколадного мороженого не разобраться. Кому вообще понадобилось сжигать Жужу в церкви?