Старик подошел к костру и осенил народ крестным знамением.
– Дети мои! – начал патриарх. – Помолимся вместе.
И старик Зубов начал звучно читать седьмую главу «Онегина»:
Я смотрел на вятичей. Видимо, большинство из них и вправду были детьми Зубова. В крайнем случае, племянниками. Их объединяло едва уловимое сходство. Семья священника Зубова, три сына и дочь, пустили в Бризании такие глубокие корни, что из них выросли молодые славянские побеги. Это выражаясь фигурально.
Черемухин не умел выражаться фигурально. Он толкнул меня в бок и сказал:
– Здорово поработали наши попы! Негров на все племя раз-два и обчелся! Да и те старые.
«Как грустно мне твое явленье, весна, весна! пора любви!» – читал в это время патриарх.
Молодые вятичи из окружения Кэт, воспламененные стихами, бросали на нее нескромные взгляды.
Старик Зубов дочитал третью строфу и замолчал. Ему поднесли плетеное кресло, он уселся и перешел ко второму пункту повестки дня. Второй пункт тоже был традиционным. Он назывался «Новости из России».
Мы внутренне подобрались, готовясь к тому, что разговор будет о нас. Но ничего подобного. Зубов читал последние известия. Это были своеобразные последние известия. Старик обильно сдабривал сообщения «Маяка» собственным творчеством.
– Государь реставрирует Зимний дворец, – говорил он. – Из Италии приехали знаменитые мастера… Температура воздуха в Петербурге плюс восемнадцать. Холодно, – прокомментировал отец. – На полях Ростовской губернии хлеба достигли стадии молочно-восковой спелости. На Каме строится большой автомобильный завод. Гигант! – гордо сказал отец. – Граф Малютин-Скуратов продал свой футбольный клуб купцу Шалфееву за полмиллиона рублей.
– Новыми? – вырвалось у Лисоцкого.
Генерал укоризненно посмотрел на него. Лисоцкий хлопнул себя по лбу.
– В общем, дела идут, – сказал отец.
– Как выполняется манифест от тринадцатого марта? – был вопрос с места.
Патриарх раздраженно заерзал в кресле. По всей вероятности, вопрос с манифестом был злободневен и остр.
– Плохо выполняется, откровенно говоря, – сказал Отец. – Государь опасается, что открытие авиасообщения с Бризанией вызовет нежелательный приток подданных в нашу провинцию.
– Бред, бред, бред… – тихо твердил Лисоцкий.
Черемухин с генералом хранили на лице участливое выражение, как у постели умирающего. Я смеялся внутренним смехом.
– Значит, не будут летать? – спросил тот же вятич.