Прошли длинным коридором. Остановились у двери. Тот же скромный кабинет, почти лишенный мебели — только большой рабочий стол, заваленный бумагами и папками, и маленький приставной столик с тремя стульями, да еще книжный шкаф, стоящий под стенкой напротив.

— А-а! — обрадовался товарищ Калинин, увидев Добрынина. — Паша! С приездом! Давненько тебя не видел! Добрынин растерялся и даже не сразу поздоровался — никак не ожидал он, что товарищ Калинин так хорошо его помнит.

— Ну что ты стал в дверях! — шутливо возмутился хозяин кабинета. — Проходи, дорогим гостем будешь! — И сразу же, обернувшись к Виктору Степановичу, сказал Калинин уже совсем другим голосом: — А ты, Степаныч, пойди, скажи, чтоб чай принесли, и можешь пока отдыхать!

Прошел Добрынин к приставному столику, уселся на стул. Котомку опустил на пол, под ноги. Калинин уселся напротив и уставился своим проницательным взглядом в глаза народному контролеру. А контролер смотрел на товарища Калинина и удивлялся — совсем не изменился товарищ Калинин, только на лацкане того же пиджака появился еще один орден, а кроме этого и две заметных заплатки, сделанных грубо, из-за чего Добрынин решил, что их сам хозяин кабинета себе нашил. Одна заплатка выглядывала из-под левой мышки, вторая — справа над карманом.

— Ну что, как там работа? — заинтересованно спросил товарищ Калинин.

Добрынин сожалеюще чмокнул языком — понимал он, что как только начнет свой рассказ, так сразу и испортится настроение у товарища Калинина, но говорить надо было, ведь именно по этой причине прибыл он сюда, пролетев на бомбардировщике почти над всей страной.

— В общем по-разному… — нерешительно начал Добрынин.

— Ты не бойся, говори все как есть! — перешел на серьезный тон хозяин кабинета.

— Тогда дела плохие, — признался ободренный словами Калинина народный контролер.

И рассказал Добрынин о гибели коня, летчика и Федора, о безобразиях, организованных в Хулайбе Кривицким, о казни Кривицкого и, конечно, о таинственной истории с передачей партвзносов японцам. С особой грустью рассказал Добрынин о вмерзших в лед народных контролерах и о том, как сам он чуть не разделил их судьбу.

Товарищ Калинин слушал рассказ народного контролера внимательно и ни разу не перебил его. Под конец рассказа заметил Павел Александрович, как наполнился взгляд Калинина справедливой злобой.

В кабинет постучали. Красноармеец принес чайник, два стакана в подстаканниках, жестяную коробку с рубленым рафинадом. Поставил все на столик и, взяв под козырек, вышел.

— Да-а, — скорбно протянул Калинин. — Ну давай чая выпьем. Правда, к чаю ничего нет… Время тяжелое у нас.