— Попрошу в моем присутствии не выражаться! — вспылил Ойнет.
— А то что будет? — с большим интересом полюбопытствовал сын Зевса.
Царь тут же заткнулся, сильно покраснев, ибо забывать о том, с КЕМ он разговаривает, было довольно опасно.
— Прости, о великий! — тут же пошел на попятную отец Деяниры. — Огромная честь для нас, что ты удостоил наш город своим сеющим свет и благо присутствием. Но мое слово уже произнесено. Я пообещал Охре… то есть… гм… Ахелою свою дочь. Извини, но тебе всё-таки придется с ним сразиться.
— О боги! — горестно покачал головой Геракл. — Мне опять нужно кого-то избивать, ломать кости, крошить зубы. Когда же всё это кончится? Неужели в Греции нельзя ничего решить миром, за дружеским праздничным пиром… Видите, до чего вы меня довели! Я уже говорю стихами! Ведь даже торжественные застолья оканчиваются у нас если не поножовщиной, то очередным пьяным мордобоем.
— Великие традиции! — очень к месту заметил Софоклюс. — Неотъемлемые черты нашего национального характера…
— Хорошо, — наконец буркнул могучий герой. — Мне нужно подумать…
И, согнав испуганного царя с роскошного трона, сын Зевса уселся на мягкое сиденье и принялся напряженно размышлять. Ойнет суетливо забегал по тронному залу.
— Папаша, не мельтеши! — попросил Геракл, и царь послушно присел на краешек фонтана.
— А что хоть за соревнование? — где-то через полчаса спросил немного прикорнувший на троне герой, сладко при этом зевая.
— Свободная греческая борьба, — подобострастно отозвался Ойнет.
— И какой дурак всё это придумал?
— Деянира.
— М-да… у девушки весьма своеобразные представления о благородных поединках. Полагаю, она мне понравится… А может, мы посоревнуемся с этим Ахелоем в метании каменного диска?
— Ой, нет, ой, нет, — жалобно запротестовал царь. — Деянира настаивает на греческой борьбе. Я, конечно, пытался ее переубедить, но дочка и слушать ничего не хочет о других единоборствах.
— Что ж… — Сын Зевса пощипал кучерявую бородку. — Борьба так борьба. Но предупреждаю заранее, за сохранность Калидона я в этом случае не ручаюсь!
— Я понимаю, я всё прекрасно понимаю, — скорбно закивал Ойнет. — Это такая честь для нас, такая честь…
Геракл встал с трона, потянулся и, с большим подозрением поглядев на царя, величественно покинул калидонский дворец (разумеется, вместе с Софоклюсом).
Внешне царь Ойнет выглядел как человек, который совсем недавно что-то украл. Глаза у отца Деяниры всё время бегали, на лбу выступала испарина, руки дрожали. Хотя, скорее всего, так он реагировал на присутствие великого сына Зевса, по прихоти которого разрушались целые города, а всемогущие олимпийцы были готовы исполнить его самые капризные желания. Но оно и понятно, ведь Геракл любимейший сын САМОГО Громовержца!