* * *
Над карьером бушевала гроза. Веревка со старой лысой покрышкой плясала под ударами ветра. Иногда листы ржавого железа – все, что осталось от очередной попытки соорудить штаб – срывались с шаткой основы и, словно паруса, исчезали из виду.
ЭТИ сбились в кучку, глядя на Адама. Он словно бы вырос. Бобик сел на задние лапы и зарычал. Он думал о всех тех запахах, которые у него отнимут. В Аду нет запахов, если не считать запаха серы. А те, что были здесь, были… были… кстати, сучек в аду тоже нет.
Адам расхаживал взад и вперед, возбужденно размахивая руками.
– Эх и повеселимся же мы, – говорил он. – Будем ходить в походы на расследования, и все такое. Похоже, я скоро смогу сделать так, чтобы джунгли опять выросли на старом месте.
– А… а… а кто будет, ну, знаешь, готовить там, и стирать, и так далее? – дрожащим голосом спросил Брайан.
– А никто, – ответил Адам. – Потому что это будет не нужно. Будет полно еды, все, что тебе нравится: чипсы мешками, жареный лук, все, что душе угодно. И не нужно будет надевать новый костюм или идти мыться, когда не хочешь, вообще ничего. Или в школу ходить. Или вообще делать то, чего не хочешь, никогда. Шалости, говорите? Будут вам
* * *
Над холмами Кукамунди поднялась луна. Этой ночью она была очень яркой.
Джонни Две-Кости сидел во впадине посреди пустыни. Это было священное место: здесь лежали два камня предков, родившиеся еще во Время Снов, лежали нетронутые с самого Начала. Срок ритуального бродяжничества для Джонни Две-Кости подходил к концу. Его щеки и грудь были покрыты пятнами красной охры, и он пел древнюю песню, своего рода стихотворную карту этих холмов, и своим копьем он рисовал узоры в пыли.
Он не ел два дня. Он не спал. Скоро он впадет в транс, и станет единым целым с Пустыней и сможет общаться со своими предками.
Уже скоро.
Уже вот-вот…
Он моргнул. И удивленно осмотрелся.
–
– Кто это сказал? – спросил Джонни Две-Кости.
Его рот открылся.