– Я.

Джонни задумчиво почесался.

– Я так понимаю, ты из моих предков, приятель?

– О, несомненно, мальчик мой. Да-да, несомненно. Можно и так сказать. Но вернемся к исходному вопросу. Где я?

– Только если ты из моих предков, – продолжал Джонни Две-Кости, – чего это ты говоришь, как какой-нибудь пидор из Мельбурна?

– А! Австралия, – произнес рот Джонни так, словно в следующий раз, прежде чем сказать это, его следовало бы подвергнуть основательной дезинфекции. – Неужели? И тем не менее, большое спасибо.

– Эй! Ау? – сказал Джонни Две-Кости.

Он сидел на песке, и ждал, и ждал, но так и не ответил.

Азирафель уже двинулся дальше.

* * *

Ситроэн де Шево был тонтон-макут, странствующий унган[41]. За плечами у него висел мешок, в котором были волшебные травы, лечебные травы, кусочки мяса дикой кошки, черные свечи, порошок, извлекаемый в основном из кожи сушеной рыбы определенной породы, мертвая сороконожка, полбутылки виски «Чивас Регал», десять сигарет «Ротманс» и почти свежий выпуск «Гаитянской афиши».

Он взвесил на руке нож и одним искусным движением отрезал голову черному петуху. Кровь хлынула ему на правую ладонь.

– Лоа правят мной, – нараспев начал он. – Приди ко мне, Большой-Хороший-Ангел.

– Где я? – спросил он.

– Ты мой Большой-Хороший-Ангел? – спросил он себя.