Васка подумал, каково это: когда какой-то простой, незаметный звук вдруг исчезает навсегда. Вспомнились почему-то отцовские часы с кукушкой, которые висели в кабинете. Когда отец слег он перестал их заводить, потом они и вовсе сломались и куда-то исчезли со стены. И Васка вдруг подумал, что обязательно разыщет их и заведет снова, если у него однажды будет сын. Или дочь. Если верить Ха, то их вообще целых трое.
Желая поскорее забыть эту страшную мысль, он бешено затряс головой.
— Нет-нет, ты мне еще не до конца рассказала. Если молнии спасли тебе жизнь, разве опасность не миновала? — Он не понимал, — Ты же выросла, стала сильнее, должна была найти с Силой общий язык — искала же?
— Это было… оказалось невозможным. Отучившись в Школе больше года, я поняла: в Академии магиков не учат не только потому, что не хотят. Просто это бесполезно. Владение приобретенной Силой во многом… интуитивно. По сути это всего лишь борьба с тем, что все равно сожрет тебя. Человек не должен управлять стихией. Помнишь чешую Етеля? Он очень сильный магик, и он балансирует на грани. То, что он ребенок, помогает ему: дети часто бегают между мирами, не замечая этого. Но это не будет длиться вечно: чешуя однажды прорастет у него под кожей, и если повезет, то он превратится в водяного, а не в очень большого сома.
Васка как наяву представил огромную рыбину с белесыми, тусклыми глазами. Его замутило.
Захотелось спросить Ха, зачем ему это нужно, почему бы не сделать как-нибудь… иначе. Но он знал все ответы своего бога. И очередная смесь слов «какая разница» и «я был юн и циничен» не стоила вопроса.
— Но ты говорила, Мила сильнее? Почему у нее нет чешуи?
Ковь пожала плечами.
— Может, чтобы ее увидеть, нужно было чуть поковыряться? Мила вообще странная девочка. Она почему-то сродственна не только воде. Не удивлюсь, если это разорвет ее на части; если, конечно, она не успеет как-нибудь отсечь лишние возможности.
— Эха… тоже?
Ковь отвела глаза.
— Эха… однажды уйдет в Лес. Однажды она им станет. Но ведь и ты однажды умрешь, разве нет? Так что давай прекратим размазывать сопли и пялиться в далекое будущее и займемся, наконец, побегом. Ты говорил о Шайне?
Васка кивнул, принимая новую тему.
— Они называли ее Сестренкой, и знали, чей я брат. Каковы, думаешь, шансы, что я угадал? — Буркнул он. — Дверь.
Ковь сказала деловито:
— Отойди.
Сложила из пальцев незнакомую Васке фигуру. Постояла немного; ничего не происходило. Тряхнула головой, зашипела, расплела пальцы, в бешенстве пнула дверь ногой, затем ударила раскрытой ладонью — и та загорелась. Пламя было жарким — невыносимо жарким для Васки, хотя Ковь стояла ближе и даже не замечала, как курчавится от жара ее челка.