«Может, не совсем здесь, но в сути такое же место», — подумал ящер.

Он встал, не слушая криков веселья, и впервые в жизни тяжело и холодно задумался — о Летти, о своем племени, о том, что он теперь одинок в целом мире.

— Летти, я суть убил дракона, — сказал Балур пеплу. — Я ведь был говорившим и сделал. Я драконоборец. Такой работы ты мне никогда не предлагала.

Он словно наяву услышал, что она сказала бы на это:

«Дурак ты! Это потому, что я — не одержимая самоубийством кретинка».

Балур улыбнулся.

— Знаешь, а они судачат про тебя, — выговорили за спиной заплетающимся языком.

Ящер развернулся, инстинктивно хватаясь за молот. Но тот лежал на дне озера. А стрелка осталась торчать в черепе дракона.

А, это всего лишь Фиркин — тощий, грязный и пьяный.

— Их маленькие челюсти туда-сюда, туда-сюда. Знаешь, там столько туда-сюда, что точно подумаешь: сейчас отвалятся и улетят.

Фиркин искоса поглядел на ящера.

— Но тогда это назовут чудом, которое учинил ты. Точно так и скажут: чудо летучих челюстей.

Фиркин раздраженно затряс головой, словно пытаясь выгнать муху из носа. Хотя, принимая во внимание личность Фиркина, не исключалась целая колония мух у него в бороде.

— Так они скажут, что это я суть сотворил? — перефразировал утверждение Фиркина Балур.

Фиркин прокашлялся, сплюнул.

— Ну, разве не ты их пророк теперь? Гребаный здоровила. Народу нравится. Все твердят про размер, как будто он так уж важен. Я им говорю: мощная туша — это еще не все. Видал я в жизни, знаю, как оно. А они только про восемь футов, и все уже прямо подтекают, и языком туда-сюда. «Пророк то, пророк это…»

«Пророк. Они еще в сути считают меня пророком», — подумал Балур.

Надо отдать должное аборигенам Кондорры. За свои иллюзии они цепляются с удивительным слепым упорством, почти достойным восхищения.

— Билл суть был пророк, — сказал ящер. — А теперь он пребывает мертвым.

— Билл? — вопросил Фиркин, странно глядя на Балура.