– Ну и как идут дела у мистера Эпштейна? – бодро обратился к нему Хеллер.
– Ой, только, пожалуйста, не называйте меня так, – оказал Эпштейн. – Я всегда в таких случаях чувствую себя неловко. Очень прошу вас, называйте меня просто Изей. Так меня обычно зовут.
– Хорошо. Но при условии, что вы будете звать меня Джетом.
– А вот это нет. Капитал ваш, а значит, вы старше. Поэтому мне полагается называть вас мистером Уистером.
– Вы, по-видимому, забыли, что с некоторых пор отвечаете за меня, – сказал Хеллер. – А это включает и заботу о моем моральном облике и самочувствии. – И он твердо заявил. – Впредь называйте меня Джет.
Такой оборот дела явно обескуражил Эпштейна.
– Хорошо, мистер Джет, – согласился он наконец.
На этот нюанс Хеллер, как видно, решил не обращать внимания.
– Ага, я вижу, вы нашли себе кое-что из одежды. Я очень волновался, что вся ваша одежда оказалась испорченной.
– О да. Я отлично выкупался под душем в гимнастическом зале, а потом получил от Армии Спасения два костюма, эту вот шляпу да еще портфель. Они выделили все это из фонда пожертвований. Я понимаю, что вам они могут показаться довольно-таки затрапезными, но, если бы я вдруг стал шикарно наряжаться, на меня сразу же стали бы обращать внимание и я обязательно впутался бы в какие-нибудь неприятности. Знаете, никогда не нужно выглядеть так, будто дела у вас идут слишком хорошо – вас тут же разразит громом.
При одном только взгляде на этого Эпштейна меня начинало мутить. Было совершенно ясно, что это типичный невротик, склонный к депрессии, усиленной манией преследования с оттенком обостренного религиозного чувства, что недвусмысленно проявлялось в его сосредоточенности на судьбе. Ну и запутает же он все хеллеровские дела. Невротики никогда и ни в чем не могут считаться компетентными. Но, с другой стороны, мне здорово повезло, что Хеллер напал именно на такого человека. Этот тип не может отвечать за свои-то поступки – что уж тут говорить о делах Хеллера.
– Ну что ж, сегодня вы по крайней мере лучше выглядите, – сказал Хеллер.
– Ой нет, я сегодня совсем выдохся. Мне пришлось проработать всю ночь, чтобы подготовить для вас эти предложения. А единственное место, где мне удалось пристроиться, оказалось студией искусствоведческого колледжа, поэтому мне пришлось воспользоваться и их материалами.
– Это то, что у вас в руках?
– Сверток, вы имеете в виду? Да, это именно оно и есть. Понимаете, в этой студии стояли только такие рулоны бумаги – они на них рисуют своих натурщиц. В таком рулоне длиннющие листы бумаги – футов двенадцати в ширину, а в длину так, пожалуй, целых сто. А там даже ножниц нет. Вот мне и пришлось приспосабливаться на ходу.