Он готов был спорить с кем угодно и на что угодно, хоть на свое спасение из этого безумного города, что такой ерунды с отроком Сергием-то уж никогда бы и ни при каких обстоятельствах не приключилось.

Он не заблудился бы на постоянно меняющихся улицах просто потому, что он не вышел бы из дома джинна.

А не вышел бы из дома джинна он потому, что туда просто бы и не попал.

Он никогда бы не согласился поменяться местами с Шарадом, он не поддался бы на сентиментальную историю о безответной любви, он не свалился бы от лихорадки просто потому, что с ним не могло этого произойти по определению!

Только с недотепой и растяпой Иваном, царевичем лукоморским.

Как хорошо быть отроком Сергием!

И как ужасно — Иваном-дураком.

Сколько раз называл он меня так. И, наверное, в этом есть изрядная доля истины.

И даже, ох, боюсь, не доля…

Удрученный царевич снова расстроенно вздохнул, и на этот раз ему показалось, что весь город горестно охнул, содрогнувшись всеми своими фантастическими переулками, домами и парками, сочувствуя ему.

Впрочем, виновато оглядевшись, Иванушка убедился, что все вокруг осталось, как было — то есть как не было еще три минуты назад.

Какая блажь…

Да и жалобами беде не поможешь.

Уж Волк-то ни за что не стал бы посреди незнакомого города жаловаться перекресткам на превратности судьбы.

И Иван, сердитым взмахом головы отогнав праздные мысли, решил вернуться к стеле, которую он минуту назад видел на площади в квартале отсюда, и под ней все обдумать.

С чего он взял, что под стелами лучше думается, или что он найдет ее на той же площади, когда вернется, или что эта площадь вообще окажется на том же самом месте, что и была минуту назад, он объяснить вряд ли смог бы.

Но его никто и не спрашивал.

С чувством глубокого удовлетворения обнаружил царевич, что ни площади, ни стелы на старом месте уже нет, но зато за его спиной появился сквер с нефритовым фонтаном и глыбами грубо ограненного горного хрусталя вокруг него — наверное, специально для сидения.

Он быстрым шагом, почти бегом подошел к фонтану, пока тот не передумал, и, игнорируя хрустальные банкетки, торопливо бухнулся прямо на бортик — пойди теперь и исчезни вместе со мной, мрачно подумал он и ухватился покрепче за край.

Но зловредный фонтан исчезать не торопился. Он старательно делал вид, что ничего более стабильного во всей этой стране, да и в десятке соседних, нет и быть не может и что, просиди Иван-царевич тут хоть до старости, его полупрозрачная изумрудная чаша с места не сдвинется ни на миллиметр.