Горестные его размышления прервал тихий стук в дверь, и в комнату легким шагом вошла девушка-служанка, неся поднос с горячими лепешками, чашкой, кофейником и тазиком с водой для умывания и бритья.

— Если господин разрешит, — тихо проговорила она, опустила поднос на низенький колченогий столик у лежанки, не дожидаясь разрешения, и осталась стоять рядом, ожидая приказаний.

Иван почти сразу вспомнил ее. Это она прислуживала им вчера за ужином, в том же черном платье и черном платке, что и сейчас, несмотря на вечернюю липкую жару, такая же безмолвная и печальная.

— Спасибо, — смущенно вскочил он и быстро натянул сапоги. — Вы идите, отдыхайте, я сам тут со всем разберусь.

— Как господину будет угодно, — поклонилась служанка и быстро вышла.

Окон в комнате не было, но откуда-то Иванову организму было известно, что на улице еще темно, что времени не больше трех часов утра, что все нормальные и даже не совсем нормальные люди еще вовсю спят и что ничего из предложенного ему абсолютно не хотелось.

Но тут сам Иванушка подумал о том, что, скорее всего, этой девушке пришлось вставать еще раньше (если она вообще ложилась), печь специально для них лепешки, варить кофе и греть воду, и тяжкий выбор был сделан.

Через пятнадцать минут сытый до тошноты и побритый до ужаса Иванушка с Масдаем через плечо присоединился к уже поджидавшим его в конюшне Серому, Елене Прекрасной и Виктору.

Причем первые два усиленно делали вид, что друг с другом не знакомы: Серый лениво метал ножи в столб с упряжью посреди конюшни, а Елена гладила и обнимала златогривого коня, скармливая ему с руки кубики дыни и нашептывала при этом на ушко что-то такое нежное и задушевное, что Иванушка даже приревновал.

— Я пришел, — растерянно сообщил Иван единственному человеку, который поднял на него глаза. — Виктору Огранщику.

— Ну тогда поехали, что ли, — предложил собравшимся Волк, не глядя на Ивана, и легонько потер помятый, зеленый от влаги и времени медный кувшин.

Шарад на этот раз появился без дыма и спецэффектов, чтобы не напугать лошадей.

— Чего изволите? — услужливо склонил он голову чуть набок.

— Перенеси нас всех в заброшенный город, ну, туда, где мы от бури скрывались, — попросил его Волк.

— И коня тоже?

— И его. Сюда возвращаться не будем, оттуда сразу дальше полетим, — кивнул Серый.

— Будет исполнено.

И все четверо (пятеро, если считать коня, и шестеро — если считать Масдая) мгновенно очутились под такими же звездами, между таких же облупленных желтых стен, с таким же белым песком под ногами, только в нескольких сотнях километров от Шатт-аль-Шейха.