Мы жевали черствый хлеб с колбасой и молчали. Каждый думал о своем. Сгущались сумерки.

— Небо здесь замечательное, — сказал он задумчиво. — И воздух. А на Марсе сейчас дышать нечем, и температура минус пятьдесят по Цельсию. А мне улетать завтра.

— Плюнь, — сказал я, — не улетай, если тебе здесь так нравится.

— Ты что, парень, — удивился он, — я же по путевке, а она у меня кончается. И на работу мне надо. А жене я что скажу? Дай лучше сигарету.

Мы закурили. Он завернул остатки хлеба и колбасы в газету и засунул в рюкзак.

— Хорошая у меня путевка, — вернулся он к своим мыслям, — вот только ночевать сегодня негде. У тебя свободного угла не найдется?

— Не найдется, — сказал я. — Нет у меня угла.

— Ну, может, у знакомых, — продолжал он. — Здесь ведь деревня большая…

— Нет у меня знакомых. — Мне было холодно и хотелось есть. — Я не местный.

— А откуда же ты? — полюбопытствовал он.

— С Венеры.

— Постой, — сказал он, страшно удивившись, — разве и с Венеры сюда на курорт прилетают?

— Какой к черту курорт, — ответил я. — У нас здесь гауптвахта.

— А-а, — сказал он понимающе. — Сочувствую. — И, раздавив сигарету каблуком, поднялся. — Ну, тогда я пойду.

— Ты на меня не обижайся, — сказал я. — Мне хуже твоего.

— Понятное дело, — согласился он. — Если хочешь, прилетай как-нибудь на Марс в гости. В шахматы перекинемся.

— На Марс по своей воле? — переспросил я. — Никогда в жизни. Мы его как холодильник используем. Лучше ты ко мне прилетай.

— А какая у вас погода?

— Когда как. Позавчера было плюс семьсот пятьдесят по Фаренгейту и облачно, вот меня и развезло.

— Нет, — сказал он. — Я тоже не смогу. У меня давление повышенное.