– С родителем я могу и по смартфону связаться в любой момент. И без слов, и без советов… всяких, – еще грубее высказался Иван, даже не поворачиваясь к профессору.

Вот только интересно, где сейчас пребывает этот самый его родитель, которого, между прочим, зовут тоже Иваном? Иван Иванович! Фу, какое убожество… Он, ни в жизнь, так представляться не будет. А еще странно, как это главному креативщику службы информации не хватило фантазии на имя для сына? Видимо, она вся ушла на его драгоценные медиа-проекты и на не менее дорогостоящих медиа-девок, стаями вьющихся вокруг него.

С отцом своим Иван на самом деле даже по смартфону общался крайне редко. А вживую они и вовсе виделись раз в год, на дне рождения бабушки. Причем каждый раз такие встречи заканчивались ссорами, к большому неудовольствию пожилой дамы, всеми фибрами души стремившейся к миру и гармонии в семье. К сожалению, ее единственный сын и единственный внук ничего даже внешне похожего на гармонию обеспечить не могли. После нескольких формальных вопросов о делах, здоровье и планах и не менее формальных ответов на них отец неизменно находил тему, задевающую Ивана за живое. Например, спрашивал, не потому ли его не повышают по службе, что он полная размазня? Или вопрошал, почему, отрастив «сию бороденку», он не выработал в себе остальные мужские признаки? Или заводил разговор о женщинах… «Если, конечно, тебе это когда-нибудь случайно пригодится…» А чаще всего отец изливал на Ивана душевные воспоминания о его старшем брате, утонувшем во время университетской экспедиции по сибирским рекам. Рассказ начинался всегда одинаково, с описания достоинств и совершенств погибшего, а также надежд, которые возлагали на него родители. Завершал же отец также неизменным указанием на то, что сам Иван никакого сходства с героически погибшим братом не имеет и во всех отношениях являет собой пример родительского разочарования.

После таких речей Иван обычно громко огрызался, вспоминая «геройские» похождения отца за пределами семейного гнезда. Отец с иронической улыбкой спокойно комментировал, что Ивану о таких подвигах можно только фантазировать под одеялом. Следовал классический спор о том, кто виноват побеге матери с любовником в Питер. Она-то, между прочим, поживает там вполне замечательно, родила двойняшек и не общается ни с бывшим мужем, ни с бывшим сыном. В завершение Иван с трудом сдерживая накатывающиеся уже слезы, хамил и иногда бил стаканы. Отец все с той же улыбочкой называл его «истеричкой», предлагал поплакать бабушке в подол и покидал поле боя победителем.