Я встала со стула, вспомнив, как надлежит приветствовать старших. Заодно дала в деталях рассмотреть живот: надеюсь, мою резкую потерю веса не сочтут за признак беременности.

— Здравствуйте, тайе Лайлет, — я сделала легкий книксен и опустила голову.

Девушке на выданье стоило вести себя соответствующе. Хоть я и отвыкла от этого совершенно.

Очень не хватало кончика косы, который можно было бы потеребить. Будь прокляты сложные прически!

Щиц заколебался, вряд ли его кто-нибудь просветил о тонкостях этикета, хотя это и не помогло бы. В его случае единственным рабочим правилом было «слуги с господами в вист не играют», и он его уже нарушил.

Салатонне развалился на стуле, как сытый котяра, и на тайе Марински даже не смотрел. Уткнулся в свои карты так, будто от них зависела судьба мира.

— Не представите своих друзей?

— Нэй Щиц, нэй Устин, — отрапортовала я, — колдуны. Познакомилась с ними на учебе.

Это хотя бы объясняло их возмутительное поведение.

И приврала я совсем немножко…

— Мне кажется, — с раздражением сказала тетенька, — тебя зовут обратно, Лайлет.

— А почему ты не танцуешь, Елания? Ты же так это любила? — Лайлет обожала допрашивать девушек этим своим елейным голосочком.

Где была, что делала, почему танцевала с этим два танца, а с тем три, что же ты почти не заходишь в церковь, ну и подол у твоего платья, на два пальца выше приличного…

Я замешкалась.

— Еленьке нездоровится, — вмешалась тетенька, и добавила резко, — хватит мучить мою племянницу, она на ногах-то еще стоит нетвердо. Ты можешь сесть, Елания.

Она меня просто спасла. Потому что в то самое мгновение я вдруг с удивлением осознала, что совершенно разучилась отвечать всяким там тайе Лайлет правильно. Потому что я вообще уже и забыла, как оно, правильно…

И вспоминать это было мучительно.

А тетенька, она…

Она разрешила не вспоминать. И сесть. И вообще. И на тайе Марински зыркнула так, что та наконец ушла.

Я была ей так благодарна!