Йехар, не колеблясь, выполнил и это. Клинок, видя такое пренебрежение хозяина, сподобился лишь на слабую, грустную вспышку. Даллара отступила еще на несколько шагов, хоть между нею и Йехаром и так было порядочное расстояние. Она наконец начала улыбаться и, улыбаясь, приподняла руки, распахнула объятия.
— Иди ко мне…
Может, она сказала это вслух, а может, это за нее сказал ее зов, усилившийся в сотню раз, так что его можно было различить без усилий, Йехар не стал разбираться — он шагнул.
И тут рядом со мной пошатнулась уже Милия. Но не от очередной неудачной попытки, а просто так.
— Что это? — прошептала она. — Его аура!
Я посмотрела — и пошатнулась уже сама.
Черное пятно в светлой огненной ауре Йехара проявлялось все ярче и ярче — напоминающее формой сердце…
— Метка? Но ведь нельзя же… чтобы два избранных…
— А ты ей это объясни, — деревянным голосом посоветовал Эдмус.
К тому времени, как Йехар подошел к ней — мы перестали даже кричать. Зов переливался вокруг нас ласковыми намеками и полутонами, мешал сосредоточиться и звать. Он вызывал у нас совершенно иные чувства, чем у Йехара.
Безнадежность.
И он шел.
Легко. Пружинистым молодым шагом.
Почти светясь любовью и счастьем…
Наверняка он сотни раз мечтал именно об этом.
Даллара положила ему руки на плечи и заглянула в глаза — жадно и пристально, словно желала в последний раз проверить, ей еще мало было формулы абсолютного доверия, того, что его клинок лежит в тридцати шагах, что он не может его призвать, она хотела проверить! Я не видела лица Йехара в тот момент, но Даллара просветлела окончательно, прошептала что-то, что мы не слышали. Но прочитали в ее ликующих глазах и по зову:
— Поцелуй меня.
Я с трудом оторвалась от наблюдения за тем, как сближаются их губы, и посмотрела на остальных.