– Про корону не забудь, – шепнула ей нянюшка.

– Да, корона… – встрепенулась матушка. – Как вы уже могли заметить, она заслуженно венчает его голову. Мы спрятали ее среди других корон, которыми актеры играют в театр, потому что рассудили, что искать ее там никто не будет.

Если не верите, что она настоящая, можете сами убедиться – корона сидит на нашем короле как влитая.

Если публика и впрямь пришла к убеждению, что корона сидит на голове Томджона как влитая, то только благодаря невероятной силе убеждения, которой обладала матушка. Сам Томджон так не считал, ибо чувствовал, что только его уши мешают короне превратиться в своего рода нашейное украшение.

– Представьте себе, что он почувствовал, когда надел эту корону в первый раз, – продолжала матушка. – Думаю, он пережил нечто странное, экстрасенсорное.

– Вообще-то… – начал было Томджон, но никто и не подумал прислушаться к его мнению.

Юноша передернул плечами и нагнулся к гному, который все так же что-то яростно строчил:

– Слушай, Хьюл, а «экстрасенсорное» – это то же самое, что и «неудобное»?

Гном смерил его непонимающим взором:

– Что?

– Я спрашиваю, «экстрасенсорное» – это все равно что «неудобное»?

– А… Гм. Нет. Думаю, нет.

– Тогда что же это значит?

– По-моему, так называют нечто круглое и продолговатое. Но я не уверен. – Заветные листочки со сценарием притягивали взгляд Хьюла как магнит. – Кстати, ты, случаем, не помнишь, что он говорил насчет того, что не могло произойти завтра? Я не успел записать…

– Тебе даже не пришлось приводить доказательства моего… усыновления, – размышлял Томджон.

– Да уж, такие дела, – туманно изрек гном. – Вообще, лучше никогда не врать. Ты не видел, он ее действительно пырнул кинжалом или просто обвинил во всеуслышание?

– Я не хочу становиться королем! – хрипло заявил Томджон. – Мне всегда все говорили, что я – вылитый отец!

– Забавная штука эта наследственность, – все так же туманно изрек гном. – Если бы, скажем, я пошел в своего батюшку, то сидел бы сейчас в ста футах от поверхности и крушил киркой камень, но я… – Голос его оборвался. Взгляд гнома замер на кончике пера, как будто перед Хьюлом предстало нечто невообразимо прекрасное.

– И что ты?

– А?