Томджон приподнялся над плюшевыми подушечками. За свою недолгую жизнь он переиграл великое множество королей, и короли эти редко когда приветливо улыбались своим подданным, с жаром пожимали руки и интересовались, насколько людям нравится их дело. О нет, то были монархи, которые ранним студеным утром истошным визгом труб поднимали войска и бросали воинов в кровавую сечу, каждый раз ухитряясь убедить солдат, что это куда более крутое времяпрепровождение, нежели валяться в теплых постелях. Призвав на помощь надменность, спесь и высокомерие своих героев, Томджон устроил матушке истинно королевскую выволочку.
– Нам казалось, что мы беседуем со своей подданной, – процедил он. – Поди же, женщина, и исполни, что велел тебе твой король.
Лицо матушки застыло в неподвижности, пока ведьма быстренько решала, как отреагировать на подобную наглость. Наконец она улыбнулась про себя и весело кивнула:
– Как будет угодно.
Уже через минуту она подвела к трону Хьюла, который умудрялся писать даже на ходу.
Подняв глаза на Томджона, гном изобразил учтивый поклон.
– Брось дурить, – вскинулся юноша. – Посоветуй лучше, что мне делать.
– Понятия не имею. Хочешь, я напишу тебе тронную речь?
– Я ясно выразился. У меня нет ни малейшего желания становиться королем.
– Тогда действительно с тронной речью могут возникнуть проблемы, – согласился гном. – А ты хорошо подумал? Роль короля – это большая удача.
– Но, принимая ее, ты лишаешься всех остальных ролей.
– Гм-м. Тогда так и скажи им. Что ты отказываешься.
– Полагаешь, этого будет достаточно?
– Во всяком случае, попытаться стоит.
Тем временем к трону уже приближалась группа отцов города, несущих на бархатной подушечке корону. На их лицах были написаны сдержанное почтение с небольшой примесью самодовольства. Корону они несли так, словно та была Подарком Хорошему Мальчику.
Городской голова Ланкра тихонько кашлянул в ладошку.
– Все приготовления, необходимые для церемонии коронации, вскоре будут завершены, – изрек он, – но тем временем мы хотели бы…
– Я отказываюсь, – заявил Томджон.
Голова замешкался:
– Прошу прощения?