* * *

Чиддер сидел, развалясь в шезлонге, на широкой дворцовой веранде. Трое служанок посменно чистили ему виноград. Кувшин с пивом прохлаждался в углу. Чиддер дружелюбно ухмыльнулся.

Рядом, на простыне, в крайнем замешательстве лежал ничком Альфонс. Заведующая женской половиной обнаружила, что помимо татуировок на руках на спине у него наглядно представлены все виды экзотических услад, и пригласила девушек, чтобы они несколько расширили свой кругозор. Всякий раз, когда указательный палец касался особо пикантного места, несчастный моряк вздрагивал и, чтобы не слышать смешков, затыкал пальцами свои большие, покрытые шрамами и рубцами уши.

В дальнем конце веранды, уединившись по негласному соглашению, сидели Теппик и Птраси. Дела обстояли неважно.

— Все изменилось, — сказал Теппик. — А я по-прежнему не хочу быть царем.

— Но ты — царь, — ответила Птраси. — И этого не изменишь.

— Изменишь. Я могу отречься. Очень даже просто. И, перестав быть царем, я могу ехать куда мне вздумается. Царское слово последнее, и я могу отречься. Если мы способны указом свыше менять пол, то что уж говорить про общественное положение. А на мое место найдется кто-нибудь из родственников. У меня их с лихвой.

— На твое место? Помнится, ты упоминал только тетушку.

Теппик нахмурился. По здравом рассуждении тетушка Клефптаре была не тем монархом, в котором нуждалось царство, собирающееся начать все сначала. Она придерживалась вполне определенных, устоявшихся взглядов на жизнь: так, например, всем была хорошо известна ее привычка сдирать кожу живьем с не приглянувшихся ей людей. Главным образом с тех, кому еще не минуло тридцати пяти.

— Ну, не только она… — протянул Теппик. — Это несложно, знати у нас всегда было больше, чем надо. Нужно лишь найти человека, которому снится сон про коров.

— А, про семь тучных и семь тощих? — догадалась Птраси.

— Да, наследственный сон.

— Не занудствуй. Сама знаю. Одна всегда подмигивает и играет на ванглийском рожке.

— Мне всегда казалось, что это тромбон, — удивился Теппик.

— Если приглядеться хорошенько, это церемониальный ванглийский рожок.

— Что ж, каждый видит по-своему. В конце концов, это неважно.

Теппик со вздохом отвернулся и стал глядеть, как разгружается «Безымянный». Привез он не только пуховые перины. Несколько человек размеренно, как сомнамбулы, спускались и поднимались по сходням, таская ящики с инструментами и куски труб.

— Думаю, найти такого будет непросто, — задумалась Птраси. — Ведь нельзя приказать: эй, все, кому снятся коровы, — шаг вперед. Так только дело испортишь.