До следующего залпа — пятьдесят секунд.

Он внимательно осмотрел вазу и окружающие ее мешки.

О.

А он так надеялся, что, может, ошибся…

Но нет, все шарики были выпущены в одном и том же направлении. Полдюжины мешков были усеяны дырками. А ведь Числитель Риктор установил, что выделение уже двух шариков в месяц служит признаком критического уровня накопления ирреальности.

Казначей мысленно провел линию, которая начиналась от вазы, проходила через истерзанные мешки и заканчивалась где-то в дальней оконечности коридора.

…Уамм… уамм…

Казначей отпрянул, но тут же сообразил, что бояться ему нечего. Ведь шарики выскакивают из разукрашенной слоновьей морды, смотрящей сейчас в противоположную сторону. Он позволил себе расслабиться.

…Уамм… уамм…

Ваза отчаянно раскачивалась, растревоженная спрятанным в ее чреве непостижимым механизмом. Казначей решился наклониться поближе… Да, действительно, такой странный шипящий звук. Словно воздух сжимается и…

Одиннадцать шариков, один за другим, вспороли мешки с песком.

Ваза начала падать — в соответствии со знаменитым физическим законом. Но вместо того, чтобы упасть на мешок, она упала прямо на казначея.

Минннь… минннь… миннн…

Казначей мигнул. Сделал шаг назад. И тоже упал.

Странные изменения реальности, возникшие в Голывуде, дали незаметные, но коварные побеги, которые добрались до самого Анк-Морпорка. Над головой казначея внезапно возникла пара певчих пташек, покружила с минуту и, прочирикав свое «фью-фью», так же внезапно испарилась.

Гаспод лежал на песке и натужно сипел. Рядом, захлебываясь от нетерпеливого лая, выплясывал Лэдди.

— Ну, все хорошо, что хорошо кончается, — проговорил наконец Гаспод, вставая на лапы и стряхивая с себя пыль.

Лэдди продолжал фотогенично лаять и прыгать.