Однако аркканцлер проявил поразительные навыки в обращении с зеркалом.

— Через него очень удобно выслеживать дичь, — объяснил он. — Не приходится часами ползать по мокрым папоротникам. Не стесняйся, дружище, наливай. И мне тоже.

Облака заколыхались.

— Ничего не видно, — сказал аркканцлер. — Ахинея какая-то. Туман, потом вроде как вспыхнет что-то.

И аркканцлер закашлялся. А казначей вдруг начал склоняться к выводу, что, несмотря на свои манеры, аркканцлер весьма неглуп.

— А ты сам-то был когда-нибудь на этих кукло-тене-картинках? — спросил аркканцлер.

— Слуги что-то рассказывали… — отозвался казначей.

Чудакулли принял этот ответ как отрицательный:

— Тогда нам нужно самим на это взглянуть.

— Было бы замечательно, аркканцлер, — кротко промямлил казначей.

Всем зданиям, отведенным под просмотр движущихся картинок, свойствен один непреложный принцип, который выдерживается на всем пространстве множественной вселенной: гнусность архитектурного облика, который присущ задним дворикам этих зданий, должна быть обратно пропорциональна роскоши фасада. Спереди: колонны, аркады, золотая лепнина, яркий свет. Сзади: мрачные трубопроводы, безликие стены, зловонные аллеи.

И окна уборных.

Волшебники шумно возились в темноте.

— И сдались нам эти картинки… Неужели из-за них стоит так страдать? — простонал декан.

— Заткнись и лезь, — пробормотал профессор современного руносложения, находившийся уже по другую сторону окна.

— Мы могли бы превратить что-нибудь в деньги, — причитал декан. — Навести временную иллюзию. Никакого вреда бы не было…

— Это называется фальшивомонетничество, — проговорил профессор. — За такие предложения можно и в яму к скорпионам угодить. Куда я сейчас ставлю ногу?! Скажите, где моя нога?

— Там, где нужно, — сказал один из младших волшебников. — Отлично, декан. Вот и вы.

— О боги… — стонал тот, а коллеги, общими усилиями протащив декана сквозь узкое оконце, опустили его в туалетную темноту. — Ничем хорошим это не кончится.