– Не прячься, я вижу тебя, Финист. Иди ко мне, погляди, какой чудесный день!

– Да, моя дорогая, но рядом с тобою я не могу любоваться красотой, потому что вижу лишь тебя одну. И мне бесконечно тяжело думать о том, что мы скоро, вероятнее всего, расстанемся…

«Проклятый предатель говорит о том, что после „Мистерии Феникса" мы с ним отправляемся в Элос. Не дождется!»

– Но, неужели нельзя ничего сделать?

– Мой долг предписывает мне следовать за своим господином, но я никогда не забуду тебя, Лаура.

«Какой слог! Да я с радостью избавлюсь от такого Дон Жуана, от такого бесстыдного обманщика…»

– Ну, может быть, я могла бы упросить его взять меня с собою?

«Какая наглость! После того, что сама же мне обещала…»

– …О, Финист, мой милый, мы созданы друг для друга и будем вместе, как две половинки луны, сведенные воедино на празднике новолуния. Оторвись от свечи, солнце давно смотрит в окно! Отпусти сны, дай мне руку. О, дракон! Благородный и великодушный дракон, возьми меня, милый…

Боясь, что меня вдруг обнаружат за столь низким занятием, как подслушивание, я крадучись ушел к себе.

56. Еще не последняя боль

56. Еще не последняя боль

Джулия с трудом дождалась, когда королевский лекарь наконец закончил возню с перевязкой, и, обследовав ей здоровую руку, вышел.

Все это время Карл стоял у окна, отвернувшись и от жены, и от докучного целителя. Все существо его трепетало предчувствием грядущего объяснения.

Там у звезды, где всеми владели бесконтрольные эмоции, он мог кричать и валяться у Джулии в ногах, но здесь требовалось совсем другое.

«В этот раз она не потерпит даже капли лжи, а значит, придется вывернуться наизнанку и не допусти «Святой остров» еще хоть раз дать ей повод усомниться, почувствовав хотя бы тень фальши». Карл перебирал четки своих грехов, недомолвок, обид, в которых жена могла усматривать свидетельства новых измен и предательства. Да и мог ли он теперь называть ее своей женой, а она его своим мужем? Карл припоминал, сколько раз бывал просто груб, отворачиваясь и убегая всякий раз, когда следовало попросту высказать всю правду в глаза. Нет, вместо этого он громоздил ложь на ложь, чтобы они в один из дней свалились, придавив его полностью.

«Неужели придется все менять, и это в мои-то лета, когда жизнь, можно сказать, уже… – Он вспомнил про Феникса, который изменяет все и всех, возрождая к новой жизни, – может, так оно и должно быть и на алтарь равновесия мне суждено принести свою душу, очищенную от собранной за жизнь скверны, изменившуюся ради этой любви, что живет в моем сердце».