– Кажется, теперь мы можем считаться настоящими придворными, – говорил Ренье, набрасывая на плечи красный плащ. – Посмотри, так хорошо?

– Для чего ты вырядился? – осведомился Эмери. Он был одет почти буднично.

– Так. – Ренье двинул бровью. – Все-таки праздник.

– Ты сможешь веселиться, зная, что произойдет?

Ренье подошел к брату.

– Понятия не имею, – честно признался он. – Есть нечто отвратительное в смертной казни. Но не пойти я не могу.

– Талиессин никого не обязывал идти и смотреть на это, – напомнил Эмери. – Тебе вполне дозволяется отправиться в какое-нибудь другое место. Более веселое. Более интересное.

– Они убили ее… Я был там и не видел, как она умерла, – сказал Ренье тихо.

– Хватит твердить об этом, – рассердился Эмери.

– А ты зачем идешь?

– Из любопытства.

– Не ври, – с отвращением сказал брату Ренье.

– Клянусь тебе, из любопытства…

Ренье махнул рукой и не стал допытываться. Он и сам не мог бы объяснить, для чего ему видеть смерть Аббаны и Гальена. Может быть, для того, чтобы убедиться в том, что они действительно умерли, что Талиессин в последний миг не отменил своего страшного решения.

«Сегодня наступает день крови, – так сказал Талиессин, когда объяснял придворным, каким он видит праздник летнего солнцестояния. – Крови будет много. В том числе и моей. Каждый волен выбирать то, что ему хочется видеть. Я никого не буду осуждать за его выбор. Я не король, я только регент. Нравственные побуждения подданных меня не касаются, коль скоро это подданные грядущего короля, не мои. Я намерен следить лишь за тем, чтобы в королевстве моего будущего ребенка был порядок».

Талиессин удивился, узнав, что братья решили отправиться смотреть на казнь.

– Тебе это интереснее, чем новая пьеса Лебоверы? – спросил Талиессин у Ренье, подойдя к братьям и заговорив с ними вполголоса.

– Я хочу проститься с Аббаной, – сказал Ренье. – И с Гальеном. Когда-то мы были на одной стороне.

Талиессин пренебрежительно махнул рукой.