Хотя бывают такие ситуации, когда это выражение теряет свой смысл, и Настя, похоже, оказалась именно в такой ситуации.
21
А ведь вроде бы ничего страшного с ней и не случилось. Тем не менее Настя чувствовала себя преотвратно: в голове звенело, волосы и одежда почему-то были присыпаны землей, а самое главное, что в пяти шагах от нее все так же стоял Покровский, а вот патронов в ружье больше не было.
Покровский что-то говорил, шевелил губами, но Настя его не слышала – то ли у нее заложило уши, то ли Покровского так тряхануло, что он теперь разговаривал шепотом. От майора пахло дымом, он щурился, как от яркого света, и все тянул шею, будто рассматривал что-то за спиной Насти.
Настя оглянулась, не увидела позади себя ничего достойного внимания и переключилась на Покровского.
– Значит, глупая девчонка, – пробормотала она. – Значит, подвернулась под руку…
Покровский дернул головой, как будто услышал Настины слова, но не мог сообразить, откуда идет звук.
– Может быть, и так, – продолжала Настя. У нее болели спина и мышцы рук, но с обреченной ответственностью она все же заставила себя нагнуться, твердо зная, что дело предстоит поганое и совсем не женское, но дело это нужно сделать, и сделать его больше некому. – Только вот интересно, что будет, – она выпрямилась, – когда подвернувшейся глупой девчонке… – она глубоко вздохнула, – …подвернется под руку что-нибудь тяжелое… и…
Она размахнулась и, держа ружье за ствол, со всей силы треснула Покровского по голове прикладом.
– …и что-нибудь непроходимо тупое. Типа твоей башки.
Покровский ничего не ответил на поставленный вопрос, он пошатнулся, замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, но тут получил второй удар, а потом и третий, пришедшийся в плечо.
– Падай, что ли, – устало выдохнула Настя, и Покровский откликнулся на эти слова, рухнув, как марионетка, которой обрезали веревки.
– Наконец-то, – проворчала Настя. – До мужиков всегда все так медленно доходит…
Она бросила ружье и перешагнула через Покровского.
– Теперь с тобой…
Сахнович так и не узнал, что Настя собирается с ним сделать, – снова раздалось «бум!», и только Настя завертела головой, пытаясь понять, что и где, как в небе вдруг возникли два больших черных вертолета, и не точками, а вполне различимыми грозными машинами, которые словно до последней минуты отсиживались в засаде за каким-нибудь облаком.
Они зависли над поселком Горгон, и Настя различила на борту одного из вертолетов силуэт белого древа, символ Большого Совета.
– Ура, – вяло сказала она, и тут ноги перестали ее держать.