– Меня уже ничто не может развлечь. И я боле не играю в метрарх; эта игра осквернена кровью. Просто посиди рядом.

Тянулось тяжелое молчание. Само основание Цитадели, казалось, содрогается. В стонах ветра Изомире мерещились людские голоса из подземелий, где кружится и вопит в муке черный шар. Воспоминание это уже начинало казаться ей дурным сном.

Кто-то забарабанил в двери. Изомира с царицей испуганно переглянулись.

– Это он, – проговорила Мабриана.

Двери отворились. Царь Гарнелис вошел тихо, но вместе с ним в чертог будто бы вступила глухая ночь.

– Я говорил, что приду за ней, – прошептал он.

Царь походил на дра’ака, серого, сгорбленного, огромного. Женщины цеплялись друг за друга, и царица пыталась телом заслонить девушку. Царь нахмурился.

– Почему ты делаешь вид, что боишься меня? Нечего опасаться! Пойдем, Изомира. – Он протянул ей руку. Девушка знала, что противиться нет смысла. Если она попытается, то навлечет беду и на себя, и на царицу.

– Нет! – вскрикнула Мабриана, схватив ее за руку, когда девушка шагнула вперед.

– Все хорошо, – успокоительно пробормотала Изомира. – Я должна идти с ним. Вы же знаете.

Царица словно бы съеживалась с каждым шагом Изомиры. Глаза царя гагатово блеснули, когда он взял девушку под руку.

– Ты мудрая девочка, Изомира, – проговорил он. – Я пришел просить твоего прощения.

Он вывел ее из чертога. Прежде чем захлопнулись двери, Изомира бросила прощальный взгляд на царицу, тянувшую к ней руки, будто в последней попытке удержать.

Самодержец неторопливо вел девушку по янтарным переходам, будто царская чета идет на бал. «Долго ли еще?», подумалось Изомире. Она впала в некое покойное оцепенение.

– О чем ты думаешь? – спросил Гарнелис.

– Что моя жизнь превращается в сон.

– Изомира, – Голос его был нежен, и хрипловат от смущения. – Если я напугал тебя, прости.

– Не мне прощать вас. Я не могу.

– Я не виню тебя, – проговорил он. – Мне нужно лишь твое внимание.

– Но почему? – простонала она. – Я лишь ваша слуга, ваша подданная.