Все тело его начинало гореть, в голове мутилось. Юноша нетвердо соображал, где он и как сюда попал. Он помнил только, что здесь при чем-то бурый медведь, хотя при свете дня это казалось неправдоподобным. Должно быть, ему показалось в бреду.

Урсула тем временем принесла воды и уселась с Каспаром рядом, рисуя странные узоры на земляном полу. Пальцы у нее были длинные и красивые. Каспар сначала долго пил, утоляя жажду, и в голове у него слегка прояснилось. Он понял, что нужно чего-нибудь поесть. Принять сидячее положение получилось – значит получиться и встать.

– Бедный Огнебой, – прошептал он. Урсула обернулась, робко улыбаясь.

– Господин, ты заботишься…

– Забочусь?

– Да, о своем коне.

– А, да, конечно! Конечно, забочусь. Улыбка Урсулы стала шире.

– Я долго жила в Ориаксии. Ориаксийцы ценят своих лошадей больше всего на свете. Они ими гордятся, холят их, ведь кони – основа их благосостояния. Но чтобы волноваться о коне как о человеке, такого там нет.

Хотя Урсула и старалась помочь Каспару, поддерживая его под локти, попытка встать не удалась, только забрала у юноши остаток сил. На лбу его выступил пот. Он оттолкнул руки девушки и снова свалился на землю. Урсула начала взволнованно мерить пещеру шагами.

– Я не знаю, что делать, – жалобно сообщила она.

– Промой рану, – приказал Каспар. – Все время ее промывай и меняй воду.

С двух сторон юношу грели Трог и волчонок. Вскоре он провалился в беспокойный полусон. Голова у него была тяжелая, как у пьяного. Урсула все ходила туда-сюда. Она промыла рану несколько раз, и прикосновение ее рук удивило Каспара. Он думал, прикосновение будет нежным и чувственным – но руки девушки оказались неуверенными, как будто она не привыкла трогать других людей. Промывая рану, она напевала, чтобы успокоить себя саму. Каспар и не ожидал от ее голоса с сильным ориаксийским акцентом, что в песне он окажется таким красивым и мелодичным.

Урсула напевала низким и негромким голосом, а волчонок тем временем принялся вылизывать Каспару раны. Песня успокаивала и усыпляла.

Мог ли подумать Каспар, что рана причинит ему столько беспокойства? Он и раньше бывал ранен, даже довольно часто; тело его хранило шрамы от ножей, мечей, даже один след от арбалетного болта. В Торра-Альте следы ран всегда были чем-то вроде предмета гордости. Вот Халь, например, демонстрировал свои шрамы на каждом шагу – в особенности след от меча на скуле и руку, на которой не хватало пальца. Но никто не мог сравниться по количеству шрамов с Кеовульфом, хотя тот вовсе не стремился ими похвастаться – разве что когда хотел поставить Халя на место.