– Чувствуете, как пахнет яблонями? – спросил Гален.

– Да, – сказал Никка, – как в коридоре с Мистралем.

– Жимолостью, – поправил Китто.

Запах усиливался, и на меня снизошло озарение. Не так, как с явлением Богини, но...

– Когда у сидхе перестали рождаться дети, Никка?

Он озадаченно моргнул:

– Аромат так силен, что я его чувствую на вкус...

– Ответь на мой вопрос!

– Я не знаю, – сказал он. – Давно.

– Может, у нас перестали рождаться дети, когда мы переняли человеческий обычай иметь только одного партнера?

– Мы приняли моногамию, потому что практиковавшие ее люди превзошли нас числом.

– Так ли? – спросила я. – Или мы уступили людям в числе, когда перестали быть теми, кто мы есть?

– Что ты имеешь в виду, Мерри? – спросил Гален.

Я вытянула руку, демонстрируя тусклый металл королевского кольца.

– Андаис сказала, что сняла его с руки убитой противницы, но никогда не видела с его помощью детей. Вожделение, любовь, страсть – но никогда детей. Что, если это не кольцо королевы, а кольцо богини плодородия? Мы изначально были божествами природы, пока людям не потребовалось нечто более цивилизованное. Некоторые из нас поддались... Но мы ведь – то первичное, основное!

– Сидхе перестали быть такими уже очень давно, – сказал Китто. Я повернулась к нему: он остался на прежнем месте, в гнезде из полотенец.

– Как ты сказал, Китто?

– Гоблины позже всех переняли обычай иметь одного партнера. Когда-то, если муж, доминирующий партнер, мог защитить, накормить и дать крышу над головой многим, то у него было много партнеров, если прочие с этим соглашались.

– Не думаю, что муж так уж считался с мнением жен, – заметил Гален.

– Вообще-то под "мужем" имеется в виду доминирующий партнер, не важно, какого пола. И формально мог привести кого-то без позволения "жены". Но в жизни, если приводишь кого-то, ненавистного твоей "жене", дом превращается в поле битвы, а такое даже гоблинам не по душе.