– Мы погибли! Откуда он узнал, где искать рычаг и как его нажимать? Дядюшка, вы никому не говорили?

– Нет, дорогая моя. В высшей степени непонятно. – Кинц явно пребывал в растерянности. – А не могло так случиться, дети мои, что за вами шли следом?

– Нет, сударь, – уверенно возразил Дреф. – За нами никто не шел, я ручаюсь.

– Странно, очень странно. Но как интересно! Что ж, вы сами могли убедиться – существует множество разных способов наблюдения. Вероятно, кто-то получил к одному из них доступ, а может быть, и открыл совсем новый – над этим стоит подумать. Весьма занимательно.

– Дядюшка, как вы их остановите?

– Дитя мое, я всегда считал, что наваждения надежно ограждают меня. Если они сдадут, я просто не знаю, что делать. Но не будем думать о худшем. Быть может, нам еще удастся их провести.

– Быть может… – протянул Дреф, глядя в зеркало: собратья суетились у скалы, пробуя ее прочность прикладами мушкетов и кулаками. – Похоже, они знают, в чем тут хитрость. Мастер Кинц, какой натиск способны выдержать ваши наваждения?

– Иной раз их может развеять легкое дуновение, но большей частью они сильны, как страх, непроницаемы, как тщеславие, и устойчивы, как надежда. Все зависит от тех, кто их видит, юноша.

– В таком случае эти бандиты окажутся здесь через несколько минут, – сказала Элистэ. – Нам лучше покинуть этот дом, и как можно скорей. Надеюсь, с глупыми разговорами, чтобы я осталась здесь, покончено?

Неожиданное нападение на неприкосновенное убежище дядюшки Кинца тысячекратно увеличило угрозу ее собственной жизни, но как же Элистэ обрадовалась этому – вопреки здравому смыслу! С большим трудом ей удалось подавить довольную улыбку.

– Ох, мое дорогое дитя, – искренне сокрушался дядюшка Кинц, – мне так жаль…

– Оставим сожаления на потом, сударь, – оборвал его Дреф. – Нам всем еще, может, придется жалеть. Когда шар будет готов к полету?

– Очень скоро, но точно не берусь сказать. Давайте посмотрим.

Они так и сделали, вернувшись на лужайку. В свете луны и двух фонарей перед ними возник огромный пузырь, темный, как закатное небо, и так же расписанный золотыми полосами и блестками. Элистэ замерла в восхищении. Удивительное зрелище, но не менее удивительной была скорость, с какою этот пузырь распухал. Он нависал над ними, рос на глазах, но шелковая его оболочка все еще обвисала многочисленными складками.

– Понадобится еще минут пятнадцать, – заметил Кинц. – Правда, он чудо?

– Нельзя ли побыстрее, сударь?

– Не думаю. Терпение, юноша. А фонари, пожалуй, возьмем с собой – Глориэль любит свет.