– Вы не подумывали, сударь, придать шару другую форму?

Элистэ обернулась и увидела, как Дреф изобразил руками эллипс; если Кинц ему и ответил, она не услышала.

Вопреки неблагоприятным ветрам Глориэль уложилась в рекордно короткий срок. Путь, что дилижанс проделывал по дорожной слякоти за восемь дней, шар одолел менее чем за ночь. Они мягко приземлились на безлюдном поле милях в двух северо-восточней Шеррина за час до рассвета. Якорь зацепился с первого раза, корзина опустилась горизонтально, и они даже не почувствовали толчка. Однако пока путешественники выбирались из корзины, шар окончательно испустил дух и горой шелка упал им на плечи. В нескольких местах ткань загорелась. Огонь быстро погасили, но оболочка сильно пострадала и нуждалась в основательном ремонте, так что шар пришлось бросить. О том, чтобы бросить Глориэль, не могло быть и речи. К счастью, Чувствительница оказалась небольшой и не очень тяжелой. Ее упрятали в парусиновую сумку, которую Дреф взвалил на плечо, и все двинулись по полю к ближайшей дороге. На небе светили звезды, к тому же у путников были фонари, и они легко дошли до ворот улицы Латной Перчатки в юго-западной городской стене.

Войти в столицу не составило никакого труда. Считалось, что враги народа, будучи в здравом уме, за мили обходят Шеррин. Путешественники прошли под воротами на рассвете, затесавшись в толпу спешащих на рынок фермеров; их не задержали, не потребовали предъявить паспорта или удостоверения личности. На улице Латной Перчатки они остановили ранний фиакр, и тот довез их через пробуждающуюся столицу до тупика Слепого Кармана. Солнце еще не встало из-за крыш, когда они высадились у пансиона. Их прибытие не вызвало особого интереса и вообще едва ли было замечено. Путники спокойно вошли в дом и через десять минут уже спали в квартирке Дрефа за запертыми на ключ дверями – Элистэ в постели, Кинц на койке, Дреф на полу.

* * *

Стелли дочь-Цино с любопытством следила за братом в волшебном зеркале покойного маркиза во Дерриваля. Ничего не упустив, она пронаблюдала его встречу с юной маркизой, их путь к горному убежищу чудного старика Возвышенного, неудачную операцию собратьев и бегство на воздушном шаре. На ее глазах чудовищно раздувшийся шелковый мешок воспарил и пропал из виду, унося на свободу врагов народа, и растерянные собратья не смогли им помешать. Она все это видела, но теперь пришло время от наблюдений перейти к делу.

Стелли спрятала зеркало, открыла верхний ящик конторки маркиза, порылась – она прекрасно знала, где что лежит, – и вытащила миниатюру, писанную на слоновой кости. С ненавистью поглядела на изображение, отбросила миниатюру и извлекла на свет бумагу, перо и чернила. Разложив на столешнице письменные принадлежности, Стелли задумалась, уставившись на белый лист своими черными зрачками, словно двойными мушкетными дулами. Наконец она взялась за перо, прикусив нижнюю губу и наморщив лоб от напряжения. Изложение давалось ей с огромным трудом. Стелли не привыкла писать, но умела – спасибо братцу, научил в свое время. Ее неизменно выводила из себя его привычка щедро делиться крохами знания, подобранными под столом у Возвышенных. Теперь Дрефу пришло время сполна расплатиться за свое великодушие.