Сама Элистэ ни за что не смогла бы выговорить такого. Она опустила глаза и молча кивнула.

– Но это же восхитительно, дорогая моя! Так дивно и так естественно.

Он явно отказывался понимать ее затруднения.

– Дядюшка, неужели вы забыли, что Дреф…

– Великолепный парень и умница в придачу…

– Разумеется, но…

– Выдающихся достоинств и предан тебе всей душой.

– Верно, он друг надежный и великодушный.

– Да? И только-то? Прости, дорогая моя, не мне об этом судить, однако я бы сказал, что паренек влюблен по уши…

Влюблен? Дреф? Она решительно покачала головой.

– Нет, вот уж кто не влюблен, так это он. Дреф не из таких.

– А из каких, позволь спросить?

– Ну… из тех, кто умеет обуздывать свои чувства. Он слишком умен, сдержан и рассудителен. Ему недоступна сильная страсть.

– Вот как? Недоступна? Конечно, моя милая, ты его хорошо знаешь, и не мне с тобой спорить, но я просто теряюсь. Возможно, я ошибаюсь, но разве не вспышка сильного чувства, приведшая к насилию, в конечном счете стала результатом бегства юного Дрефа из Дерриваля позапрошлым летом? Поднять руку на твоего покойного батюшку – это уж было никак не в его интересах. И зачем он на это пошел, если ему недоступны сильные страсти?

– Ну… он… на миг забылся.

– А может, дитя мое, ты недооцениваешь этого юношу?

– Не знаю. Возможно. Но, дядюшка, дело вовсе не в этом. Вы не забыли, что Дреф некогда был нашим серфом?

– Так вот что тебя гложет!

– Что же еще? Мы ведь Возвышенные!

– Ах да, Возвышенные! Серфы. Сеньоры. Но разве тебя, дорогая моя, иной раз не посещает догадка, что в мире, где мы живем, эти определения утратили изначальный смысл? И даже сами слова устарели? Я лично думаю, что это не так уж плохо.