Неслышный ветерок всколыхнул крохотные ветви, и малюсенькие лепестки дождем осыпались на волосы девушки. Молодой человек смахнул их, и девушка наградила его улыбкой.
– Дядюшка, я вам доверилась, а вы надо мной издеваетесь. Как вам не стыдно! Как вы могли?!
Молчание.
Молодой человек поцеловал девушку в губы.
Элистэ вскочила На глазах у нее выступили слезы.
– Не хочу этого видеть! – закричала она. – Не желаю!
Ее переполняли злость и стыд. И как солнечный свет, пропущенный сквозь линзу, так и все ее возмущение и решимость сфокусировались на миниатюрной пасторальной сценке. Впервые упражнения, которыми она исправно занималась все эти дни, обрели для нее реальный смысл – они научили ее, что такое полное неприятие и как его добиться.
Деревца, цветы и кукольные фигурки исчезли в мгновение ока.
– Ну и ну! – сказал Кинц. – Какие страсти, дитя мое.
Она ошеломленно поглядела на пустой коврик, подняла взгляд на Кинца и вновь посмотрела вниз.
– И это сделала я?
– Воистину ты, моя дорогая, и еще как успешно Поздравляю! Я горжусь моей красавицей племянницей. – Элистэ продолжала во все глаза смотреть на дядюшку Кинца, и его восторги уступили место замешательству. – Дитя мое, ты не гневаешься? Я уже сожалею, что прибегнул к такому недостойному приему. Ты прощаешь своего старого дядюшку?
– Ну, конечно. О чем говорить! Но наваждение – оно и вправду исчезло по моей воле? Это не вы его уничтожили?
– Разумеется, нет. Разве тебе самой ничто не подсказывает?
– Нет… то есть, может быть… не уверена…
– Недостает уверенности и самоконтроля, но ежедневные упражнения разовьют и то и другое. Ты ведь продолжишь упражнения, дорогая моя? Теперь, когда убедилась, что дело того стоит?
– Убедиться-то убедилась, но радости от этого мало. Убедиться, что наваждения – всего лишь тени, узнать, что мысль, простое усилие сознания способны их уничтожить… Чары наполовину утратили для меня свою прелесть и тайну.
– Увы, дитя мое, это печальная правда. Такова плата за знание. И все же натренированный разум надежно защищает от наваждений. Я хочу быть уверенным, что разум моей племянницы недоступен внушениям.
– Я тоже, так что придется привыкнуть видеть вещи в их истинном свете. Я продолжу упражнения, дядюшка.
– Отлично, моя дорогая. Полагаю, ты об этом не пожалеешь.