Она будет хранить молчание. От нее ничего не добьются. Это решение ужаснуло ее, но, как ни странно, принесло удовлетворение. Совсем одна, в безмолвии и мраке, она лелеяла свою новообретенную решимость, как мать – больное дитя.

На нее наваливалась кромешная тьма – ни лучика света. Может, утро принесет перемены?

Но ждать до утра не пришлось.

Она вдруг поняла, что различает очертания параши в углу, прямоугольник койки. Элистэ встала, подошла к двери и заглянула в зарешеченное квадратное оконце. Блики желтого света в коридоре делались все ярче, послышался стук башмаков по каменным плитам. Она отпрянула от двери и забегала испуганным взглядом по крохотной камере, в которой становилось все светлее, надеясь отыскать укрытие. Смешно! Где тут укрыться? Элистэ глубоко вздохнула и выпрямилась во весь рост.

За оконцем появились фигуры. Скрипнул засов, дверь отворилась. Двое народогвардейцев вошли, молча схватили ее за руки и вытащили из камеры. Элистэ не сопротивлялась и не расспрашивала, куда ее ведут: первое было бы глупо, второе – бессмысленно. Вот собраться с силами и призвать на помощь все свое мужество – это действительно сейчас необходимо.

Они прошли коридором до уже знакомой ей сырой спиральной лестницы и начали бесконечный головокружительный спуск – вниз, вниз, вниз, в мрачное подвальное чрево «Гробницы», царство желто-серых испарений, запотевших сводов и стен в корке минеральных наростов. Подземелье больше напоминало естественную пещеру, нежели творение человеческих рук. Затем – по наклонному туннелю с таким низким потолком, что солдатам пришлось пригнуть головы, через двери черного кованого железа они наконец вошли в печально знаменитую камеру пыток.

Элистэ не представляла себе ни самой камеры, ни того, что ее там ждет. Этот застенок был окружен покровом тайны, что многократно усиливало внушаемый им ужас – ужас, призванный сломить сопротивление узника задолго до начала допроса, как прекрасно понимали хозяева древней темницы. Против ожиданий Элистэ застенок вполне отвечал традиционным представлениям: без окон, само собой, так как находился глубоко под землей; промозглый холод и застоявшаяся вонь; необычно высокий потолок – этажа на три, так что ребра свода терялись в тяжелом плотном тумане; сочащиеся влагой каменные стены, в пятнах сырости пол; чад фонарей, потухшие жаровни; набор мерзких древних орудий пыток – одни непонятного назначения, другие, напротив, до жути очевидного, но все одинаково ржавые и покрытые толстым слоем пыли: ими явно давно не пользовались. И три устройства поновее – чистые, отполированные, смазанные затейливые механизмы, снабженные зажимами, ремнями и пряжками; украшенные проволочками, шипами, металлическими зубцами и блестящими стеклянными рожками – по образцу Чувствительниц, с которыми они состояли в ублюдочном дальнем родстве. Наконец простой сосновый стол и пара удобных кресел, в одном из которых сидел мужчина; Элистэ сразу признала его по массивной фигуре, широкому плоскому лицу и огромным рукам – Бирс Валёр, верховный жрец Кокотты.