Холод вместе с водой просочился сквозь замшу сапог и поднялся вверх, к коленям, породив в них ломотную боль. Вокруг было тихо, как в храме. Колоннами поднимались вверх по берегам деревья живые, арками нависали поваленные стволы. Нагие корни были подобны завесе перед ковчегом завета. Было сумрачно, пахло сыростью, подтаявшим снегом, плесенью и грибами.

– Ну, и куда дальше?

И ни звука, ни шороха в ответ.

Гайли пожала плечами. Сбежал Симарьгл. Сердись – не сердись, чего уж теперь… Она раздвинула завесу из корней. Потревоженные комочки земли, посыпавшись, запутались в волосах, градом простучали по спине. Женщина отряхнулась, как лисица. Прищурилась.

Грязно-серые сугробы вдоль воды оказались спящими вповалку волками. Волки вздрагивали, сучили лапами, дергали толстыми, как полено, хвостами. Ручеек выбивался из-под слипшихся подбрюший, нес щепки и труху, закручивался маленькими водоворотами. Волчий сон был несладок и неспокоен. И сквозь него звери почуяли чужака.

Волки сонно ворчали, пробуя подняться, ерзали в раскисшей земле. За ними волочился туман. Из пастей воняло гнилым деревом. Но бельма, приоткрывшиеся навстречу гонцу, смотрели мимо. И Гайли отважно вспрыгнула ближайшему волку на круп; как по наледям, побежала по вздыбленным спинам.

– Эй, Хозяйка Зимы, я пришла-а!!!

Скачет эхо.

– Отзовись!!…

Нога предательски скользнула, подвернулась – и Гайли упала на колени, ссадив ладони о прибрежный лед. "Белая пена – жизнь, а красная…" Из ручья смотрело на нее отражение: крупная седая волчица, неопрятно раскрывшая пасть. Шерсть волчицы свалялась клочьями, с кончиков свисали льдинки, зеленый ружанец болтался на шее. Женщина невольно поднесла руку ко рту, слизнула кровь. Волчица, повторив ее движение, скусила льдинку с перевязанной лапы. И вдруг распрямилась, выросла в костистую тетку в белом, судорожно сжимающую красный плат. Редкие зубы скалились, а глаза горели, словно зеленые янтари. Словно низка камней на жилистой шее.

Костлявую – сменила плачущая девочка с растрепанной русой косой и зеленым камешком, свисающим в вырезе травяного платья.

Еще миг – и девочка превратилась в высокую женщину в старинном уборе костяного цвета, с "корабликом" на голове: жемчужные поднизи, рясны вдоль щек; вокруг лица и тела облако кисеи. Запах жасмина и шиповника.

Следом привиделся медальон с омельского кубка: башенки, облака, острый запах зелья – а полустертых черт лица не разобрать.

И странный ростовой портрет: над клубящейся темной водой на парапете мостика женщина, одетая по-мужски. Узел волос растрепан, голова опущена, правая нога подобрана, а рука в замахе, и зеленый камешек летит из пальцев.