Старейшина улыбнулся. Странная у него улыбка, непонятная. Может, миноем старика надо было б назвать? Или многоуважаемым? Наверно, лет восемьдесят ему, а выправка!.. Как у потомственного военного. Хотя почему «как»? Он и есть военный. Да еще хрен знает в каком поколении. Такого громкими и красивыми обещаниями не проймешь.

– Ты прав, многоуважаемый. Это очень сильное средство. Голова у мертвого не болит. Но из мертвого плохой Защитник. И муж плохой.

– А многоотважный Защитник знает, что говорит со Слугой Смерти?

Похоже, к рыжему вернулся дар речи. Блин, как вовремя!..

Взгляд у старейшины стал очень внимательным. И отстраненным. Словно пуленепробиваемое стекло между нами опустилось.

– Мы тоже служим Холодной Госпоже. И в прошлом сезоне отправили к ней много новых слуг. Или ей нужен еще слуга?

Старик посмотрел в сторону дома, где опять стало тихо, потом на меня.

Ну а теперь стекло между нами тонированное. И не разглядеть: друг за ним или наоборот.

– Не знаю, много… отважный. Таких м-м… указаний мне не поступало.

– Тогда что ларту надо от моего дома?

– Осмотреть больного, если можно. Спокойно. Без лишнего шума и глаз.

Друг или?..

– В моем доме нет больных!

– А-а?..

И я невольно глянул на дверь, куда внесли носилки.

– Только раненый.

– Он был ранен? Куда?

Я быстро спросил, мне быстро ответили:

– В голову.

– Надо смотреть!