Сигвард и сам это понимал. Тем временем к нему подъехали еще три всадника – благоприличный господин, похожий на ученого, носатый южанин и пожилой монах, неловко сидевший на муле.

– Это еще кто? – подозрительно спросил Бокехирн.

– Позвольте представить вам знаменитого мэтра Перегрина, – сообщил южанин. – А это вот брат Форгал из монастыря Святой Евгении.

– Они что, тоже из охраны Роуэна? – недоверчивость Бокехирна усугубилась, ибо имя Перегрина ему ни о чем не говорило.

– Они догнали нас в пути, – пояснил Сигвард. – И суток не прошло.

– А ты сам-то кто? – спросил лейтенант у южанина.

– Я – Ингоз с Дороги Висельников, – не без гордости ответствовал тот.

– Значит, Дорога Висельников все же замешана…

– Замешана, – подтвердил Перегрин. – Может быть, благодаря ей здешний бунт не развернулся в кровавую войну.

– Пока что в мордобой он развернулся.

Замечание Бокехирна было не лишено смысла. До боя происходящее недотягивало. На руднике также с недоумением следили за нежданным явлением, расколом в стане врагов и последующей рукопашной.

Побежали доложить Траудету. По счастью, крики о том, что «вражины наши с кем-то дерутся», достигли ушей Пандольфа прежде, чем тот успел спустить курок. Он кивнул Траудету (ощутив при этом, как занемело все тело):

– Идем, поглядим, что там творится. Но учти: пистоль никуда не делся у меня…

И они прошествовали к воротам, гораздо медленнее, чем можно было в этом случае ожидать, почти торжественно. Каждый опасался другого, каждый понимал, что любое резкое движение может быть превратно истолковано. Однако торжественность закончилась, едва Пандольф поднялся на стену.

– Это ж наши! Ингоз, скотина! Где тебя носило? Капитан! Мы здесь!

Обычно сдержанный, Пандольф вопил, как девица, – сказывалось лопнувшее напряжение. Траудет молча выдохнул.

Бокехирн выждал, когда враг – он же кратковременный союзник – будет повержен, и лишь тогда приказал своим солдатам согнать в кучу и связать пленных. Большинство каторжников, осознав, что победа им не светит, предпочли сдаться. В конце концов, что их ждало впереди? Та же каторга. А на каторге они и прежде жили… некоторые (с опозданием признали они) и не так чтоб плохо жили, пока разных дураков не послушались…

Но Пупар сдаваться не хотел. Он – недавний вождь, Освободитель – и снова на каторгу? Да и не отделался бы он каторгой. Наверняка соратники свалили бы на него всю вину, и ждала бы его виселица, а может, и кое-что похуже. Не исключено, что промышленники не пожалели бы денег, чтоб выписать из Карнионы палача, способного провести образцово-показательную казнь.