А Ликру уже не хотелось ничего. Разве что три лота свинца в висок…

«То ли к ведьме сходить», – безнадежно мелькнуло в затуманенном мозгу. Боль каталась по голове от одной стенки черепушки к другой, причем все увеличивая и увеличивая скорость. Как-то раз Крыст вскользь обронил, что, мол, «ведьма-то наша не такая стерва, как кажется. Вон башку мне с утра вылечила – и ничего, до сих пор не болит!».

С другой стороны, идти к ней не хотелось. Отказать-то она, конечно, не откажет – никому еще ни разу не отказала, но и выслушивать лекцию о вреде браги от девчонки, с грехом пополам окончившей свой Храм и тут же возомнившей себя великой вершительницей судеб, как-то не хотелось.

Корабль легонько качнулся, и Ликр чуть не вывалился за борт, в последний момент судорожно стиснув руки на деревянных досках и нечеловеческим усилием откинувшись назад. Голова закружилась добротной верьневской[25] юлой, к горлу опять подскочила тошнота. Ликр медленно осел на палубу.

Что ж, при всем богатстве выбора альтернативы нет…

С немалым трудом выложив хотя бы внешний контур моря, я восстанавливала силы, прихлебывала безнадежно холодный чернас – так, бурдяшка какая-то – и мысленно вздыхала: «То ли еще будет!» Синеватые хрусталики ехидно переливались в свете тринадцати не гаснущих весь день – ибо окон в каюте, разумеется, не было – шэритов.

Дверь тихонько скрипнула, отворяясь, и на пороге возник безнадежно пошатывающийся пират.

– Доброе утро, – осторожно произнесла я, озабоченно нахмурившись, – чего это ему у меня понадобилось? Может, к себе шел, да не дошел?

– Э-э-э, – промычала жертва качки и начала медленно и картинно вваливаться в комнатушку.

– Эй! – Я возмущенно взвилась на ноги, подскочила к неизвестному субъекту (лица пиратов я через неделю плавания, разумеется, запомнила, а вот с именами дело как-то не сложилось) и оттащила его на ближайший прибитый к полу стул, по дороге отметив, что от него несет перегаром, как от придорожной корчмы поутру после мальчишника, и догадавшись, что бравый флибустьер пал жертвой отнюдь не банальной качки, а еще более распространенной болезни, созвучной с названием небезызвестной на многих Ветках птички. Перепел. Правда, пишется чуток иначе: «перепил».

– …иба, – промычал пират. Я, подумав, расшифровала это как «спасибо» и раздраженно отозвалась:

– Пожалуйста!

– Извините, – уже потверже, сиплым шепотом продолжил флибустьер и негромко застонал, словно это короткое слово отозвалось в его голове медным колоколом. – Меня зовут Ликр.

Я, решив, что сидеть пират сможет и без посторонней помощи, отодвинулась, пока одежда не провоняла перегаром, и вспорхнула на подвесную доску, долженствующую заменять стол. Верхние крепления скрипнули, но выдержали. Еще бы им не выдержать! Пребольно грохнувшись на пол один раз, я со злости так зачаровала цепи и вбитые в потолок кольца, что расколдовать теперь не смогла бы при всем желании. Равно как и оборвать.