Внезапно снова налетел смерч. Невидимая сила вырвала Пархавиэля из-за праздничного стола и вместо того, чтобы поднять в воздух, стала, наоборот, вдавливать в землю. Перед глазами Зингершульцо, которого затягивало вниз, быстро мелькали сначала корни деревьев, затем разноцветные слои почвы, а потом и широкие пласты однородных каменных пород. Его неумолимо тянуло вниз, в подземелье, из которого он чуть менее года назад удачно выбрался.

Гном упал в огромный зал, Зал Пиршеств Махаканского Сообщества, притом так удачно, что мягко приземлился прямо за стол, на как будто специально оставленное для него место. Стол был огромен, длиною в несколько сотен человеческих шагов, и что поразительно: помещение было намного просторнее, чем в жизни, обилие яств поражало взор, а число накрытых столов возросло с пяти до необозримого множества. В зал, в котором обычно пировало не более двух-трех тысяч горняков, теперь умещался целый миллион веселящихся гномов.

Зингершульцо по привычке схватился за стоявшую перед ним кружку и жадно глотнул настоящего махаканского пива. Шквал восторженных выкриков, вызванный его появлением среди пировавших сородичей, постепенно затих. Соседи по столу стали наперебой о чем-то расспрашивать, хлопать по плечам, раздавать дружеские тумаки и предлагать попробовать изысканные блюда, приготавливаемые в небогатом продовольствием Махакане лишь по очень знаменательным празднествам. Оторвавшись от дочиста обглоданной свиной ножки и от регулярно пополняемой заботливыми соплеменниками пивной кружки, Пархавиэль наконец-то пробежался взглядом по лицам присутствующих. Все те же самые гномы, чьи физиономии кружились в огненном смерче.

«Я умер, я попал на пир мертвецов. Сейчас акхры накормят до отвала и в огненное горнило поволокут!» – перепугавшегося Пархавиэля аж прошиб озноб, не говоря уже о дрожи в ходящих ходуном коленях.

– Не кисни! – хлопнул по плечу Зингершульцо сотрапезник справа, караванщик второй категории Альвик Кьерго, погибший три года назад в стычке с бандитами на южном маршруте. – Все мы смертны, дружище, все боимся расстаться с жизнью, и поэтому не решаемся жить, дыша полной грудью.

Мудрая мысль, высказанная гномом, с губ которого при жизни не слетало ничего, кроме занудного ворчания и отборной брани, поразила Пархавиэля настолько, что он позабыл удивиться, почему ему ответили, хотя он всего лишь подумал о пекле и ничего не говорил вслух.

– Парх, ты ошибся, мы все ошибались, когда были живы, – произнес миловидный пожилой гном, сидевший напротив.

Отсутствие стальной маски, которую последние двадцать лет приходилось, не снимая, носить Железному Карлу, ввело Пархавиэля в заблуждение и не дало сразу узнать бывшего друга и командира его отряда.