Светлый фон

Робер вновь уткнулся в карту, прикидывая, как перевезти через реку зерно, кур и лисиц, чтоб никто никого не съел. Ничего путного в голову не приходило, а тут еще Большой Совет. И что прикажете говорить жаждущей драки ораве, которая слышит лишь себя? Хуже только пегая кобыла, да и то ночью…

 

2

Когда королева уходит, дамы следуют за ней, даже если очень хочется остаться. И Луиза последовала вместе со всеми, а теперь они ничего не знали: ни чем кончился Совет Меча, ни что будет с ними. Через несколько минут после их возвращения у апартаментов Алисы встала стража. Новая и еще неразговорчивее прежней. Луиза сильно подозревала, что дело плохо, то есть дело Катарины Ариго. И за какими кошками она вылезла?! Неужели думала, что Манрики с Колиньярами ее отпустят в Эпинэ?! Сидела бы тихо, может быть, дождалась бы Алву, а что теперь?!

Госпожа Арамона не сомневалась, что Анна Рафиано и Дженнифер Рокслей с ней согласны, а Гризельда Биггот была дурой. Странное дело, в жизни Луиза встречала четырех Гризельд, и все были глупы, как пробки. Именно Биггот разболтала, что случилось в Зале Мечей, вернее, расшептала, потому что громко в присутствии ее величества никто не говорил.

Катарина, так и не сменившая черного платья, не обращала внимания ни на траурные физиономии своих дам, ни на перекатывавшийся из угла в угол шепоток. Королева сидела в своем любимом кресле и слушала житие святого Адриана, которое читала графиня Рокслей, вряд ли соображавшая, что за слова она произносит. Остальные чего-то ждали, то и дело скашивая глаза в угол, где стучали огромные дриксенские часы. Короткий осенний день сменился сумерками, слуги внесли свечи, осведомились об ужине. Катарина сказала, что ей все равно, но можно подавать. Подали свиное желе, перепелок, булочки со сливами и фрукты. Ее величество сообщила, что у нее нет аппетита, и попросила ужинать без нее. Луиза честно обглодала птичью тушку и вернулась к опостылевшим пяльцам.

Пошел и прекратился дождь, стемнело, к стеклу прилип мокрый мертвый лист, Ангелика Придд уронила молитвенник. Толстенькая, тисненная золотом книжечка шлепнулась об пол, герцогиня нагнулась, подняла, руки у нее дрожали. Луиза торопливо отвернулась и встретилась взглядом с супругой экстерриора. Анна Рафиано ей нравилась. Если бы почтенная дама не была графиней, они с их неземной красой и скверным характером могли бы стать подругами, но каждый сверчок должен знать свой шесток. Свой Луиза знала.

Толстуха вздохнула, как хорошая корова, и, понизив голос, заметила:

– Посмотрите в окно.