— Паны рыцари! — перекрикивая всеобщий гам, возвысил голос пана Криштофа. — К воротам, паны рыцари! Сразимся на смерть!

Они собрались на площадке у караулки, которая уже занималась.

На скорый взгляд — три дюжины рыцарей. Может, чуть больше. Старики, как пан Гомза Лесной Кот, и безусые юнцы, как пан Желейчик герба Казуля. Местный священник разбрызгивал святую воду и осенял всех направо и налево знамением Господним.

Первый удар сотряс ворота. Взметнулись к небу сполохи, заскрипели, но устояли бревна.

— На погибель ворогу злому! — Расталкивая рыцарей, в первый ряд пробился пан Божидар. На плече он нес огромную секиру. Годимир здорово сомневался, смог бы он такой ворочать в бою.

Сорванный голос со стены отвлек всех от бывшего каштеляна:

— Подмога! Подмога! Бьют их!!!

Драконоборец, не помня себя, рванулся наверх. Что еще за подмога? Откуда?

А ведь и верно — подмога!

В левое крыло загорского войска врубился на полном скаку небольшой отряд. Десяток рыцарей наклонили копья для удара. Одетые поплоше дружинники размахивали мечами и кистенями. А над всеми реяла выцветшая хоругвь коричневого цвета с зелеными листочками брызглины[52].

— Островец! Островец пришел! — закричал словинец, забыв о давней ненависти к его величеству Желеславу.

Островецкие смяли два десятка легких конников, но уперлись в заслон из загорских рыцарей. Рабро Юран, судя по ящерке на щите, схватился с безгербовым мечником Авдеем. Желеслав изящно выбил из седла загорца с желтым султанчиком над шишаком, бросил копье и размахивал мечом.

Тут Годимира отвлек крик внизу:

— Стой! Куда!

Божидар с выпученными, совершенно полоумными глазами кулаком сбил с ног пан Добрита и бросился к воротам, прямиком в пламя. Задержать его не успели, а может, и побоялись огня и звериной силищи пана Молотило.

— Пан Божидар! Сгоришь! Вернись! — надрывался пан Криштоф.

Из огня послышался рев, подобный голосу раненого медведя. Один глухой удар, следом еще один.

Стоя на стене, Годимир видел, как распахнулись створки и из ворот выбежал объятый пламенем человек. Ни следа от благородной степенности пана Божидара не осталось. Он чувствовал, что умирает, и думал лишь о том, как захватить с собой побольше врагов, мало заботясь, что открыл загорцам дорогу в город.

Секира ударила по цепи, поддерживающей таран. Звенья со звоном лопнули, бревно уткнулось носом в землю, как заколотый кабан.

Еще удар, разваливший от плеча до пояса присевшего в ужасе врага.