Судя по всему, ему больше всего приглянулся четвертый вопрос. По крайней мере, остальные он наглейшим образом проигнорировал:

– Ваша одежда почти полностью сгорела, я бы не советовал вам ее больше носить.

– Обойдусь без ваших советов.

– Верю. Вы всегда любили самостоятельно набивать себе шишки. – Я гневно полыхнула глазами, и он поспешил добавить: – Но сейчас – не об этом. Почему бы вам не воспользоваться своей удивительной способностью переносить вещи через пространство?

Ах, он еще не в курсе столь великолепной новости? Что ж, порадую человека…

– Видите ли, – я непринужденно отошла от шкафа и села на кровать, накинув одеяло на озябшие плечи, – боюсь, я не могу этого сделать.

– Почему? – подозрительно прищурился он, ожидая очередного подвоха. И правильно – со мной по-другому нельзя.

– Потому, – я, все так же не обращая внимания на его присутствие, неторопливо взбивала подушку, – что моя магия исчерпалась и не восстановится еще несколько дней…

На миг мне показалось, что пятьдесят лет мне только приснились: с таким до боли знакомым встревоженным видом он пересек комнату и тремя на первый взгляд хаотично-небрежными движениями пропассировал мою ауру. Потом успокоенно выдохнул и вернулся к полюбившемуся косяку:

– Жаль.

– Мне тоже! – со всем сарказмом, на который была способна, откликнулась я.

– Жаль, что, даже имея немалый опыт за плечами, вы попались в столь примитивную ловушку, – невозмутимо продолжил он.

И, пока я возмущенно хватала ртом воздух, переваривая услышанное, безапелляционно заявил:

– Когда я захочу пообщаться с вами поближе – вам сообщат. Возможно, я учту ваши пожелания по поводу содержания пленников. До встречи, госпожа ведьма.

– До встречи, рильт, – зло прорычала я в закрывающуюся дверь.

На стене висело овальное зеркало в полный рост. Машинально глянув в серебристое стекло, я пришла в ужас. Оттуда на меня с не меньшим любопытством уставилось нечто однозначно неживое, ибо у живых существ просто не может быть настолько сияющей отличнейшим нездоровьем бледно-зеленоватой кожи с чудесным плесневелым оттенком и однозначно больных усталых глаз, оттененных черными кругами. Мокрые облезлые волосы и полупропитавшаяся стекающей с кончиков волос водой рубашка только добавляли колорита.

И вот с этим вусмерть замученным зомби Онзар еще смел спорить? Да где у него вообще совесть? Даже мне, увидев это в зеркале, захотелось аккуратненько положить свое хрупкое измученное тельце в уютный теплый гробик и оставить в покое. Можно – вечном.

– Никто не пинает дохлую собаку! – подвела я итог, аккуратно забираясь на кровать с ногами.