Но кто сказал, что Фростикос боится огласки? Хан Кой безусловно предпочитал держаться в тени. Возможно, Ямото действительно был как-то связан с доктором. Не изменившись в лице, Эдвард хладнокровно согласился оплатить садовнику ремонт изувеченного оборудования и восстановление цветника — миссис Пембли. Раздувать кровную вражду смысла не было. Гораздо лучше было сделать все возможное, чтобы прекратить ее. Но терпение миссис Пембли иссякло — она поместила в газету объявление о продаже дома и собиралась переезжать. Сносить выходки Уильяма она больше не желала. Эдварду было нечем крыть. Если честно, ответил он ей, он и сам не рад своему шурину.

Как бы там ни было, Эдвард не жалел, что они берут Уильяма с собой в батисферу. Его шурин неким странным образом превратился в своеобразное связующее звено между всеми ними. Кроме того, даже под страхом смертной казни Эдвард не смог бы объяснить, откуда под вязом время от времени появляются собачьи испражнения. Если в конце концов окажется, что во всем виноват Гил Пич, снабдивший соседского пса антигравитационным устройством, он ничуть этому не удивится.

Было составлено расписание, и один из экземпляров должен был сейчас лежать у Уильяма в бумажнике. Гил особенно настаивал на том, чтобы время в расписании проставили с точностью до минуты. Они стартуют с наименьшим отливом, когда вода отступит на шесть футов. Если волна будет не слишком высокой, Сквайрс сможет удержать свой буксир на месте. По всем возможным прогнозам море обещало быть спокойным и тихим. Почему так важен был критический момент отлива, Эдвард понять не мог. Гил ответил, что дело здесь в разности давлений в машине Иеронимуса и системе привода Дина. Вот если бы им нужно было двигаться в другом направлении, например лететь, тогда требовался бы высокий прилив. Всего лишь физика и законы лучевого движения. Эдвард кивнул и поверил на слово. Батисфера будет спущена на воду завтра точно в три часа дня. Если Уильям не успеет к этому времени, его ждать не будут. Условие было жестким. Кто не успел, тот опоздал.

Проснувшись среди ночи, Эдвард долго не мог понять, что его разбудило. Это мог быть и сильный гулкий удар, и выстрел, и выхлоп автомашины. Кроме того, ему казалось, что он слышал перезвон колокольчиков, внезапно стихший. Уже совершенно проснувшись, он поднялся и сел в постели, потом встал и на цыпочках вышел в коридор. Звук донесся с улицы, и потому не было никакой необходимости хвататься за старую саблю в ножнах, но, как и Уильяму фонарь, сабля давала Эдварду ощущение неуязвимости.