10 марта. Познакомился утром с Барртином, нашим новым стажером (он прибыл из какого-то мелкого городишки на западном побережье Эвраны) – Геббот представил его мне (как своего ученика!) и просил помогать советом. Какой из меня советчик? Вот Буммонт – тот все про Орден и его окрестности знает. Посмотрел я на этого Барртина: вполне бойкий и самостоятельный, если сумел из такой дали приехать и один в окраинном трактире жить. Сейчас-то он, конечно, снимет себе жилье поприличней.

29 апреля. Работа моя продвигается не то чтобы очень ходко, но все же не стоит на месте. Зато знаменитая метла стала экспонатом магического музея! Я, правда, на нее без дрожи смотреть не могу (столько она мне нервов испортила), и все же приятно. А под ней табличка (в стекле!) с кратким описанием: 1) истории спасения служанки из-под потолка холла; 2) мучительных раздумий молодого стажера Мегаллина (меня, то есть) над мазями; 3) счастливого исхода опыта с ударением учителя Геббота по макушке древком этого экспоната; 4) получения стажером Мегаллином (то есть мной) ежегодной премии за вклад в развитие магии. Без смеха читать такое невозможно, а учитель обижается, говорит, что сочинял текст без всякого намерения повеселить потомков. И я ему верю.

3 мая. Начал подготовку к своему первому полету. Конечно, одного меня не отпустят, наверняка полетит также Геббот и, может быть, кто-нибудь еще. Учитель стал постепенно обходить коллег и предлагать им совершить воздушное путешествие. Но никто пока не соглашается, говорят, что и своих забот хватает. Кроме того, говорят некоторые, если потерю одного мага и одного стажера Орден еще кое-как переживет, то большее количество жертв – это уже перебор. Не верят в мою мазь, корифеи! А ведь сами голосовали за то, чтобы дать мне ежегодную премию. Но Геббот не огорчается, считает, что маги в чем-то правы: зачем, в самом деле, им рисковать собой ради моих опытов?

7 мая. Вчера провожали в Азиану Веннтина (ему дали отдохнуть пару месяцев). Орден арендовал на вечер «Эврану», и все желающие маги и стажеры (а желали все) отправились часов в шесть туда. Получилось почти так же весело, как и в прошлом году на пикнике с неудачным купанием. Маги показывали всякие безобидные, но эффектные фокусы из своего магического арсенала, а зрителями у нас был сотрудники ресторана (они пугливо выглядывали из-за стойки). Веннтин держался мужественно, и можно было подумать, что бессрочная ссылка в провинцию ему нравится. Хотя, может быть, так оно и есть. Гульммика решила ехать с ним, не навсегда, конечно, а чтобы завершить свою работу по классификации азианских мифов. Она рассказала нам один, и все хохотали как сумасшедшие (наверное, потому, что были не очень трезвыми), хотя миф и не очень смешной. Там один бедный азианец надумал разбогатеть и пошел в горы, чтобы попросить каменного «дракона» (а горы у них – это как бы окаменевшие «драконы» – такие огромные сказочные существа с крыльями) о богатстве. Тот ему и говорит: «У меня в желудке газы скопились, боль страшная, а выхода для них нет. Ты продолби в склоне горы (то есть в теле «дракона») дырку, чтобы этот газ вышел, и я тебе помогу». Стал тот азианец дыру к камнях ковырять и случайно наткнулся на золотые самородки. Обрадовался, сложил их в котомку и домой отправился, а про «дракона»-то и думать забыл: мол, что со всякими камнями разговаривать. Принес свои самородки к скупщику и сторговался с ним на какую-то сумму азианских денег (очень большую, конечно), и только они ударили по рукам, как все золото превратилось в простую каменную крошку. Посадили этого жадного бедняка за обман на всю жизнь в кутузку, и работал он в каменоломне (все на свободу рвался, чтобы пойти и у «дракона» прощение вымолить), пока не умер. Спрашивается, что тут смешного? Еще Гульммика сказала: «Обожествление природы – характерная черта слаборазвитых народов. Я напишу об этом книгу!» Я подумал: «Вряд ли я стану ее читать».