Галеот поворачивал во время рывка «Спитфайра», и нельзя было угадать, хотел ли он перерезать путь или лучше навести свои пушки, но поворот не получался, потому что он стоял против ветра. Возможно, гребцы не очень старались, несмотря на удары бичами надсмотрщиков и на бой барабана.

Железное ядро попало в такелаж фок-мачты, второе пролетело по палубе, расщепляя доски, но бомбарда галеры не могла теперь их достать, только легкие пушки могли продолжать обстрел. Лангуасс крикнул своим артиллеристам, и ответило легкое носовое орудие «Спитфайра». Мушкетеры с рей начали стрелять по гребцам.

Галиот, потерявший надежду перехватить «Спитфайр», опять попытался повернуть и совсем потерял ход, так что галера справа оказалась на виду всего правого борта каравеллы, проходящей траверз. Лангуасс закричал в восторге от удачи и взмахнул саблей, считая секунды до залпа.

Он крикнул «Огонь!», канониры принялись за работу, пушки неровно подпрыгнули. Палуба галеры была много выше, чем палуба каравеллы, с двумя рядами гребцов, по два на весло, и, хотя мушкетеры стреляли с нее вниз по «Спитфайру», ядра, попавшие в корпус галеры, нанесли огромный урон, пробоины были в опасной близости от ватерлинии. Лангуасс торжествовал, Лейла тоже, хотя они видели, как несколько собственных канониров и снайперов упали, раненные. Мшкетная пуля попала в штурвал, рулевой в страхе отпрянул, но это была случайность, он был защищен лучше всех.

Лейла стреляла по проходившей за кормой не дальше чем в тридцати футах галере, Лангуасс оглянулся, чтобы оценить результат своих выстрелов. Но времени радоваться не было, неразворотливый галеот был рядом, и артиллеристы уже начали стрелять. Залпы накрывали невысокое судно, убивали людей, хотя корпусу нанесли малый урон.

В ответ посыпался град мушкетных пуль, еще двое рухнули на палубу «Спитфайра» под проклятия Лангуасса. Он видел итальянские суда, но на них валашские солдаты – лучшие в мире мушкетеры, с этим нужно было считаться, даже если стреляли с палуб. «Спитфайр», с меньшим, чем у врагов, .экипажем, не мог позволить себе такие потери.

Лангуасс проклинал про себя судьбу, но по-настоящему сожалел о крушении тайной надежды найти судно с цветом нормандских рыцарей, тогда он смог бы разрядить бортовые пушки по соратникам Ричарда, заставив их позеленеть от страха перед голубыми глубинами моря.

Лангуасс опять пожалел о спокойной погоде, позволявшей плоскодонным галерам лежать на воде, в то время как каравеллы постоянно качало. Он выкрикивал приказы во всю мочь – канонада стала оглушительной. Экипаж знал свое дело и по его сигналу мгновенно ставил паруса, ловя ветер.